Запах осенних костров

Кружит мне голову,

А может, это кленовый лист

Кружит в прядях тумана.
***

На голубой эмали

Тёмные ветки бука

Тихо теряют листья.

И лепестки у розы,

Белые, словно жемчуг,

Сыпятся вниз на землю –

Ветер рассеял бусы.

В роще играет флейта,

Эхо, струясь ручьями,

В сумерках исчезает.

Белыми лепестками

Лето взлетело к небу,

И опустилось снова

Каплями дождевыми.

Капли дождя всё чаще,

Дождь превратится скоро

В белые хлопья снега.

Солнце взойдёт и снова

За горизонт склонится,

Золотом озаряя

Ствол уснувшего бука.
***

Смерть.

Там, на последнем берегу

Она стоит, раскрыв объятья.

Но разглядеть я не могу

Ни черт лица её, ни платья.

Туманно всё, но с каждым днём

Я приближаюсь ближе, ближе,

И в мире есть лишь мы вдвоём,

Но я её пока не вижу.

Зато она следит за мной

В туманы кутаясь тревожно,

И шепчет только мне одной,

Но что – расслышать невозможно.

Я знаю, что настанет час,

Когда увижу слишком ясно

И рот, и выраженье глаз

Спокойных, яростных, ужасных.
***

Размытая луна сияет

Сквозь туманную дымку облака,

Сквозь чёрную паутину

Ветвей старого дуба,

Сквозь синее оконное стекло,

Сквозь живые ткани

Моих усталых глаз,

Сквозь меня саму

Куда-то ещё...
***

Крыло зори вечерней нежно

Опять очертит жизни круг,

И ангел, белый, как подснежник,

Все нити выпустит из рук.

И ангел чёрный смерть вещая,

Их примет бережно в удел,

Своим сияньем освящая

Миров незыблемый предел.
***

Осень в Петергофе.

Осень наступает.

Город будет сдан.

В брызгах замирает

Городской фонтан.

В золоте кленовом

Голубой дворец

Одевает новый

Царственный венец.

Сбросит лес на землю

Флаг зелёный свой,

Грустной песне внемля,

Слыша ветра вой.

Но мерцают дали,

И хранит тепло

Голубой эмали

Хрупкое стекло.

***

Северозапад.

Хмурое небо.

Над заливом

Дымчатые облака,

И берега, похожие

На строгих людей,

Которые стоят

Задумавшись.

Торжественные и суровые,

Словно войны – волны,

Сверкают стальными доспехами,

Под солнцем и под луною

Непобедимое воинство.

Но Господи,

Сколько нежности,

И девственной чистоты,

И скрытого света,

И музыки –

В этом холодном крае.

***

В сердце, как в янтаре,

Навечно запечатлеются

Влажный балтийский ветер,

И золотой свет солнца,

И брызги зелёных волн,

И запах цветущих яблонь

Едва уловимый…

    ***

Митра, Бог Рассвета!
Над стеной наших труб торжество:
Рим превыше всех наций, Но ты превыше всего!
Теперь позади перекличка,
И наш легион в пути.
Митра, солдат как и все мы
Дай нам силы это снести!

Митра, Бог Полудня!
Душит марево тут,
На головы давят нам шлемы,
А сандалии ноги жгут.
Теперь, в этот час звенящий,
Мы щуримся, хочется спать,
Митра, солдат, как и все мы
Помоги нам клятву сдержать!

Митра, Бог Заката!
На запад спускаешься ты,
.уходишь ты бессмертным,
Чтоб вновь воссиять с высоты.
Теперь, когда кончилась вахта,
Нет вина, позади наш час,
Митра, солдат, как и все мы,
Поддержи до рассвета нас!

Митра, Бог полуночи!
Видишь - бык умирает вновь?
Из тьмы на детей своих глянь ты,
Прими нашей жертвы кровь.
Много дорог проложил ты,
Они к свету ведут в ночи,
Митра, солдат, как и все мы,
Умирать в грозный час научи!



Стянула картинку, сама не знаю откуда. Впечатляет.)

С поляны коршун поднялся,
Высоко к небу он взвился.
Всё выше, дале вьётся он,
И вот ушёл за небосклон.

Природа-мать ему дала
Два мощных, два живых крыла -
А я здесь в поте и пыли,
Я, царь земли - прирос к земли!
------

О как на склоне наших лет
Нежней мы любим и суеверней...
Сияй, сияй, прощальный свет,
Любви последней, зори вечерней!

Пол неба обхватила тень,
Лишь там, на западе бродит сиянье,
Помедли, помедли, вечерний день,
Продлись, продлись очарованье.

Пускай скудеет в жилах кровь,
Но в сердце не скудеет нежность...
О ты, последняя любовь!
Ты и блаженство, и безнадежность.
------

Ты долго ль будешь за туманом
Скрываться, Русская звезда,
Или оптическим обманом
Ты облачишься навсегда?

Ужель навстречу жадным взорам
К тебе стремящимся в ночи,
Пустым и ложным метеором
Твои рассыпятся лучи?

Всё гуще мрак, всё пуще горе,
Всё неминуемей беда -
Взгляни, чей флаг там гибнет в море,
Проснись - теперь иль никогда...

 

На шее жирафа блоха начинает верить в бессмертие.

Даже в его молчании были грамматические ошибки.

Имеет ли право людоед говорить от имени съеденных?

Трус! – воскликнуло дерьмо, - боится до меня дотронуться!

Мне снилась действительность. С каким облегчением я проснулся.

Выше голову! – сказал палач, надевая петлю.

Бросая утопающему якорь, не старайся попасть ему непременно в голову.

Ни что так не утомляет, как ожидание поезда. Особенно когда лежишь на рельсах.

Всегда найдутся эскимосы, которые выработают для жителей Конго инструкцию, как вести себя во время жары.

Лужа тоже под час производит глубокое впечатление.

Спасательный круг оказался ошейником.

Трудно разобрать, кто добровольно плывёт по течению.

Оптимизм и пессимизм расходятся только в точной дате конца света.

Шедевр поймёт даже дурак, но на сколько же иначе!

Если настоящий шут смеётся над настоящим шутом, значит один из них не настоящий.

Представляете: бьются два Гамлета. Кому быть, а кому не быть?

Многие вещи надо доводить до абсурда. Пусть узнают своего родителя.

Другие сделали всё смешным, а я не заслуженно пожинаю лавры сатирика.

Чем уже лоб – тем шире глотка.

У ржавчины свои виды на железо.

Карликам нужно низко кланяться.

 В народном фольклёре живут многочисленные легенды о происхождении казахов. Вот одна из них:
Это было ранней весной, умирал в час заката на берегу Балхаша человек по имени Колчан Кадыр, храбрейший войн. Он умирал смертельно израненный стрелами. Это был последний, единственный из всех предков, оставшихся в живых после кровопролитной битвы с врагом. Он умирал, но не столько от тяжелых ран, сколько от смертельной жажды. И вот когда пришел его час. Он услышал над собой шум птичьих крыльев. Он открыл глаза и увидел белую как лебедь гусыню. Тихо покружись над умирающим воином, птица неслышно опустилась к нему на грудь, и напоила его из клюва водой. И батыр забылся глубоким сном. Никто не знает, какое число часов, дней и ночей проспал он на горячем прибрежном песке. Но вот, проснувшись однажды с рассветом, он почувствовал себя исцеленным от ран.. Он поднялся и увидел девушку неземной . красоты. Его ослепило лунное сияние ее лица и блеск глаз её, звездам подобный. И спросил тогда батыр девушку - Послушай красавица, а не видела ли ты гусыню, белую как лебедь? Смеясь, девушка ответила войну: - а не так ли светла я лицом своим, как светлы были перья белой гусыни, и не похожи ли руки мои на два гибких ее крыла? Тогда воин снова спросил девушку: - Как же мне звать тебя? И какой твой род? И ответила девушка войну: - Если светла я лицом своим, как светлы перья белой гусыни, если руки мои похожи на ее крылья, то и зови меня батыр по имени этой птицы - Каз-Ак.
И понял тогда храбрый воин, что это судьба его народа, вернулась к нему в образе белой гусыни превратилась в девушку и стала его женой, чтобы продолжить павший В неравной битве с врагом, свой народ. И в честь этой белой как лебедь красавицы Каз-Ак и было дано потомкам их имя казахи.

Зайдите сюда:
www.diver.ru/index.php?page=102

http://www.perpettum.narod.ru/peredol.htm
http://www.perpettum.narod.ru/alexashin2.htm

Здесь несколько экземпляров из моей личной коллекции, которая образовалась за время моей работы в лаковой миниатюре. Часть - мои, часть появились у меня в результате обмена. Почти все сейчас находятся в плохом состоянии, требуют реставрации. Но разобрать где что можно.)

Пришла осень. Снова хочется выйти за порог, пойти по дорожке и больше не останавливаться. Просто идти и идти. Видеть траву, уже склоняющуюся к земле и готовую к уходу внутрь, видеть землю, тёмную и светлую, видеть человеческие дома – сами по себе довольно милые, симпатичные. Собак, кошек, ворон… Потом всё это остаётся позади, и ты просто идёшь. Дышишь, чувствуешь, как кроны деревьев вливаются в серебристое осеннее небо, как низкий ветер скользит по тропинке возле твоих ног…Никогда не останавливаться.

Откуда приходят стихи

Они приходят, я полагаю, из Лондона
или еще откуда-нибудь из Англии —
с небес, вероятно.
Разве не Бог, после всех трудов,
испачкавшись мелом,
в мятой одежде, с серебряными волосами,
разве не Он в свободное время
нанизывает рифмы
о красоте вещей?

Путешествия им нужны —
по холмам и долинам,
через двери, залитые лунным светом,
но последнюю часть пути
тяжело одолеть
словам с известковой пылью.
Они были мелом, усталым взглядом,
они были коленной дрожью,
когда все замолкает в конце недели,
жадно ждущей субботы.
Они были бумагой и были словом,
книгами, желтеющими в шкафу в пыльном классе, —
там, откуда стихи в самом деле вышли.

Они возникали у меня за спиной,
говоря мне что-то,
хотя я не слышал слов,
их приход не связан со словом.
Я чувствовал их в кувырканье собак на снегу,
в комнатах, пахнущих свежей краской,
в сливках — больше, чем в молоке,
в игре облаков над скалой я увидел это,
я нашел это в собственном теле, впервые открыв в нем
радость опустошения,
и, в испуге, хотел поделиться этим.

Они также являлись в забытых вещах,
в чем-то абсолютно немыслимом,
а однажды они появились
в голосе фермера, сидящего за чашкой чая,
он рассуждал об устройстве мира
и говорил об этом с самим собою.

Но не из речей его они возникли,
не из названий и глаголов.
Есть пространство в вещах, расстояние между словами
и движение волн меж ними,
бесконечное колебанье.
Так я рыдал,
стоя в детстве у кромки моря, —
не было слов, чтобы выразить горе и радость,
столкнувшись лицом к лицу с великим шумом мира
и с его молчаньем.

Иллюстрация внизу: Эдвард Роберт Хьюз. "Принцесса после дождя".

Сегодня забавный день. Сразу два чудачества. Сначала я забыла позавтракать. Хожу и думаю: почему это я голодная? Днём дошло. Потом я поехала на Ломоносовский рынок "ногу расхаживать". Мне было поручено мамой купить недорогую игрушку. Ей. Приглянулся мне коняга. Обаятельный такой. Только чего-то ему не хватало... Привезла его домой, уже стала заливать маме про потомков благородного Росинанта, как вдруг... Мама сообщает мне, что у лошади нет хвоста. Вот такие дела.