Иван Бунин. Мистраль.
"Все воды твои и волны твои прошли надо мною".

"Вот ты дал мне дни как пяди, и век мой как ничто пред тобою".

Век мой, господи, ничто не только пред тобою, но и предо мною самим...

Лежа в черной тьме спальни, среди шума и гула наружи, теряешь представление о времени. Забываясь, думаешь: "Кажется, скоро рассвет..." Но затем опять видишь ту же черную тьму, слышишь, как жадно несется наружи мистраль, и понимаешь, что эта тьма, этот шум и гул еще ночные, полночные. Привычно подняв руку к изголовью, я освещаю спальню, смотрю на часы: час самый мертвый. От света все вокруг стало проще, шум и гул отдалились от дома, и спокойно стоит освещенный куб спальни, беззвучно блестит зеркало против меня, над камином. В зеркало углубленно уходит вторая спальня, что во всем подобна первой, будучи только ниже и меньше ее; там тоже горит свет над старой дубовой кроватью, на которой уже столько лет сплю я в этом старом чужом доме, лежит на приподнятой подушке худое лицо, видны под светом, падающим сверху, темные впадины глаз, виден белеющий лоб, косой ряд в серебристых волосах... Потом я опять поднимаю руку - и опять только гул и тьма, в которой всюду реет что-то как бы светящееся...

"Ты взошел на корабль, совершил плавание, достиг гавани: пора сходить".

Итак, было будто бы время, когда я "всходил на корабль", юный, беспечный, ни о какой гавани не думающий... Где же оно, это время? Вот только моя мысль о нем! "Ничтожна жизнь каждого. Ничтожен каждый край земли... Немного уже осталось тебе. Живи как на горе. Как с горы обозревай земное: сборища, походы, битвы, полевые работы, браки, рождения, смерти..." И я мысленно вижу Прованс, по которому мчится мистраль с дикой жаждой сокрушения всего человеческого, временного, вижу весь этот древний край, сейчас спящий, пустой, со всеми его горами и долинами, с бледнеющими в лихорадочном блеске звезд дорогами - все теми же, что в те легендарные дни, когда мигом правил тот, кто в какой-то "стране Квадов", в часы своего ночного одиночества, писал под лагерным шатром о ничтожестве всех человеческих жизней, стран и веков... В глухих провансальских селениях, первобытно прекрасных в своей дикости, пахнущих как бы пастушеским дымом, въевшимся в камень и глину жилищ и очагов, народ говорит, что мул есть создание вещее, редкое по сокровенности чувств и помыслов, по уму и чуткости ко всему тайному и дивному, чем полон мир, и что до рассвета стоит он в такие ночи в своем темном, холодном, насквозь продуваемом стойле с открытыми глазами, ни на миг не ослабляя слуха и внимания к "работе" мистраля: он, верно, тоже видит, чувствует этот пустой, бесконечный пролет в пространстве тех римских времен, кажущихся мне и моими собственными...

Снова прихожу в себя в той же темноте, но в неожиданном глубоком спокойствии: всюду немота, молчание, бури точно не было. Я встаю, неслышно сбегаю в прихожую, отворяю наружную дверь: свежесть ночного воздуха, терраса и пальмы на ней, сад по уступам внизу - и уже неподвижное в белой звездной россыпи небо... Всюду предрассветное ничто. За домом, над темной лесистой горой, есть уже что-то затаенное, обещающее, чуть светлеющее чем-то прозрачным, уходящим в вогнутую высь. Но нигде еще нет ни единого признака жизни. Округлые, от верхушки во все стороны раскинутые вайи пальм мертво висят черными клешнями. Ниже, над садом подо мной, над его скромно сереющими оливами, черно простираются плоские громады широковетвистых пиний. Впереди, в далекой глубине за ними, чуть различимо сквозь сумрак ночное, печальное лоно долин; еще дальше - сонная, холодная туманность: белесо застыло дыхание моря. К западу тучей означаются в небе хребты Эстереля и Мор. К востоку темнеет горб Антибского мыса. И таинственно и мерно, с промежутками, зорко прядет там, на горбе, белый огонь маяка...

Но вот он вдруг гаснет: небо за мысом стало легкое, тонкое, бледное! И где-то внизу подо мной, на какой-то ферме, кричит первый рассветный петух: еще сквозь сон, несознательно, но уж задирчиво, с напрягающимся хриплым клекотом двух разных голосов...

Еще одно мое утро на земле.

1944

Ван Гог.

Читать все с начала до конца внимательно...
https://audioknigi.club/starikov-nikolay-nacionalizaciya-rublya-put-k-svobode-rossii

«Carmina Burana»; полн. «Carmina Burana: Cantiones profanae cantoribus et choris cantandae comitantibus instrumentis atque imaginibus magicis» — «Песни Бойерна: Мирские песни для исполнения певцами и хорами, совместно с инструментами и магическими изображениями») — сценическая кантата немецкого композитора Карла Орфа, на собственное либретто, по мотивам средневековых стихотворений из одноимённого сборника, написанная в 1935—1936 годах.

далее

Читаю в последнее время манга, обычно обхожу этот жанр стороной, но не в этот раз...
Итак, Песочный Человек, Sandman, а у немцев Sandmännchen, древняя бесконечная сущность, навевающая сны и грёзы, а тем кто не желает засыпать - сыпет в глаза волшебный песок, и упрямцы засыпают. Может быть и дружелюбным и враждебным. В манге он представлен как Морфей - повелитель Царства Сна.

далее

На ДР получила в подарок несколько книг Леонида Кораблёва. Большая любительница этого автора и жалею, что свои лекции он проводит только в Москве, в Питере же аналога нет, по крайней мере я не слышала чтобы какой-то его ученик проводил лекции на интересующую меня тему...
И вот, руническая магия Леонида Кораблёва и его книги в моих фотографиях:))
Здесь же, на фото - интересные жёлуди, которые мне привёз Серёжа из Бостона.

далее

Продолжу тему прототипов в произведении М.Булгакова "Мастер и Маргарита". Ранее был опубликован пост о Воланде.

На этот раз речь пойдёт о безымянном рыцаре в тёмно-фиолетовом, которому пришло в голову при случае назваться Коровьевым, хотя называли его так же и Фаготом, что конечно не было его настоящим именем, но было связано с его прежним родом деятельности... О да, это он - в шутовском клетчатом облачении и в треснувшем пенсне отрабатывал у Князя Тьмы свои века в услужении за то, что однажды неудачно пошутил. Рыцарь, который никогда не улыбался...

Кто бы это мог быть?

читать далее

На Руси Амброджо Флеккиа появился то ли в 1477-м, то ли в 1478 году. В Пскове, куда его направил купец Ферапонт, итальянца встретили сдержанно, но без враждебности. Его принимали как человека, чьи цели не вполне ясны. Когда же убедились, что конец света является единственным его интересом, к нему стали относиться теплее. Выяснение времени конца света многим казалось занятием почтенным, ибо на Руси любили масштабные задачи.
Пусть выясняет, сказал посадник Гавриил. Опыт мне подсказывает, что признаки конца света у нас будут самыми очевидными.
"Лавр". Е.Водолазкин.

Много всякого у меня происходит такого, что похоже на острую солянку из событий, потому, я просто пока помешаю ложкой в кастрюльке, и выужу только несколько симпатичных "овощей".
Например про книги. Случайно проходя мимо "Буквоеда" не удержала курс, меня втянуло в воронку книжного магазина. Кошелёк трепетал в моём кармане, так что я боялась, чтобы кто-то не увидел, как он там подскакивает.
Тщетно он прыгал.

Очень неплохая серия книг, которые по формату ближе к журналу может быть, "Великие художники мира", изд. Рипол-Классик. Цена приемлемая, печать тоже по сегодняшним меркам неплохая, выбор не маленький, я пока выбрала пять таких номеров: Леонардо (скорее ради неплохой печати, так как конечно дома много о нём...), Ван Гог, Клод Моне,Иероним Босх, Густав Климт. У Ботичелли мне печать не понравилась, почему-то не во всех номерах она на одном уровне. Хочу ещё купить Врубеля, очень хорош в этой серии

далее

Хочу записать некоторые свои мысли по поводу "Парфюмера" Патрика Зюскинда.
Всё время возникает впечатление, что автор сравнивает своего героя убийцу, противостоящего всему миру по сути, с теми кто мир этот собой представляет, со всеми остальными людьми, и сравнение это не в пользу мира, а в пользу героя убийцы. Он противостоит им, как зеркальное отражение, он лишь показывает им, кем они на самом деле являются. Все они, по сути, каждый отдельный и все вместе - просто заурядные, примитивные, жестокие мерзавцы, нет ни одного хотя бы приличного и достойного, нет ни доброты, ни справедливости, ни совести, ни чести, ни интеллекта (исключение - отец главной жертвы, кажется случайное исключение, его тупость просто принесена в жертву необходимости продвинуть сюжет) все - просто сборище грязных, вонючих, управляемых обезьян, без талантов и индивидуальности. Вот герой убийца - другое дело. Ему всё время сочувствуешь, он понятен, почти невинен. Вот только в самой глубине сюжета тщательно запрятано отношение автора к своему главному герою - отрицательное отношение. Отрицательное потому, что герой его крадёт чужие запахи и присваивает их себе, любит лишь себя, хочет любить лишь себя. И всё же он у автора Победитель, проигравший лишь самому себе. А люди - сборище мусора.
Талантливо написано, автор крут, но...
Кстати, казнь - не впечатляет, не убедительно. Казнь-половой-акт и вакханалия едва ли могла быть, обоняние людей не столь сильно, чтобы уловить чем там парень надушился.
В конце, как радостно, вдохнув свежий воздух, выпускает автор своего героя на свободу, свободным, победившим, на все четыре стороны, подальше от человеческого смрада. Это ничего, что он бездушно убивал и убьёт, ведь жизнь других для него ничего не значит. Только сравнивая, почему-то не замечено, что за ним остаются кровавые следы - на все четыре стороны, а вот за этими вонючими дураками нет таких следов. Почему бы это...
Ну а последняя сцена просто абсурдна, нет такой силы, что способна превратить людей в ЭТО, однако понятна идея автора сделать из героя нового Орфея, сравнивая его с древними божествами, которых приносили в жертву, раздирая на части. Из любви и ради любви.

Бросила я роман Голсуорси, измотал он меня:)) И слушаю Золя "Страница любви". Как прекрасно, прекрасно написано...

Под настроение: художник Paul Cornoyer

 

"Кстати: Вернер намедни сравнил женщин с заколдованным лесом, о котором рассказывает Тасс в своем "Освобожденном Иерусалиме". "Только приступи, – говорил он, – на тебя полетят со всех сторон такие страхи, что боже упаси: долг, гордость, приличие, общее мнение, насмешка, презрение ... надо только не смотреть, а идти прямо, – мало-помалу чудовища исчезают, и открывается перед тобой тихая и светлая поляна, среди которой цветет зеленый мирт. Зато беда, если на первых шагах сердце дрогнет и обернешься назад!"
М.Ю.Лермонтов. Герой нашего времени.