В духе средневековья. Баллада для королевы.

B - Kingdom "Greensleeves"

Alas, my love, you do me wrong,
To cast me off discourteously.
For I have loved you well and long,
Delighting in your company.

Chorus:
Greensleeves was all my joy
Greensleeves was my delight,
Greensleeves was my heart of gold,
And who but my lady greensleeves.

Читать далее

Со времен средневековья вокруг этой красивейшей романтичной баллады о неразделенной любви не рассеивается ореол таинственности, и прежде всего потому, что до сих пор остается неизвестной личность загадочной Lady Greensleeves (Леди Зеленые Рукава), которой она посвящается. Мелодия обросла легендами, но сохранила дух очарования ирландских народных песен и эпохи Шекспира.

Согласно наиболее известной из легенд, король Англии Генрих VIII, известный своей жестокостью, в частности к собственным женам (даже строчки про него сложили: Divorced, beheaded, died, divorced, beheaded, survived, чтобы запомнить судьбу каждой из них), написал «Greensleeves» для Анны Болейн, ставшей впоследствии второй супругой правителя и матерью будущей королевы Англии Елизаветы I, и именно она и есть Lady Greensleeves. Судьба Анны трагична. Как известно, Генрих страстно желал наследника, и когда она не смогла подарить ему сына, то была обвинена в супружеской измене королю и обезглавлена, а брак аннулирован. По свидетельству современника, узнав об ожидавшей ее участи, Анна Болейн сказала: «Говорят, пригласили хорошего палача, и у меня тонкая шея» - и, обхватив шею руками, засмеялась.

Однако знатоки утверждают, что баллада не могла быть создана во времена Генриха, поскольку стиль, в котором она написана, тогда еще не был известен и соответствует эпохе Елизаветы I и Уильяма Шекспира. Именно придворные королевы Елизаветы якобы и пустили слух о мнимом авторстве Генриха, зная, что царственной особе приятна эта музыка, и желая угодить еще больше, связав ее с воспоминаниями о несчастной покойной матери королевы.

По другой версии, напротив, Зеленые Рукава – отнюдь не королевского происхождения, а ассоциируются с женщинами легкого поведения, символом которых в те времена были зеленый подол и зеленое платье (вероятно, по ассоциации со следами травы после любовных утех в неподобающих местах). Но и у этой версии есть противники, утверждающие, что, прежде всего, такую женщину певец бы не назвал Lady – это обращение к благородным дамам, а кроме того, рукава и подол – разные части костюма. Рукава играли в гардеробе той эпохи важную роль, они могли отстегиваться, чтобы стирать отдельно, их украшали мехом, драгоценными камнями, дарили…

Так или иначе, однозначного ответа нет, и Lady Greensleeves остается женщиной-загадкой, обвиненной неизвестным возлюбленным в легкомысленности и нарушении обещаний любви.

Существуют десятки версий “Greensleeves” – от классических инструментальных до рок-переложений и авторских интерпретаций.

Не могли оставить ее без внимания и коллектив Blackmore’s Night, известные композициями в духе средневековья.

Blackmore's Night "Greensleeves"

Еще одна композиция в духе ушедшей эпохи.

Blackmore’s Night – Memmingen

И кстати - Слава России!

Курды взорвали трубопровод Баку-Тбилиси-Джейхан.

Григорий Турский и "История франков"

Григорий Турский благодаря своей образованности, наблюдательности, епископскому сану и влиянию, которое он оказывал на меровингских королей, собрал ценный материал, отражающий жизнь различных слоев меровингского общества, и создал яркую, местами полную драматизма, своеобразную летопись жизни людей той эпохи, в которую рождалась новая цивилизация – «Историю франков».
Недаром «Геродотом варварства» назвал Григория Турского французский филолог-романтик Ж. Ампер.



Георгий Флоренций, принявший в священстве имя Григория, родился 30 ноября 538 или 539 г. в знатной галло-римской семье в Клермоне овернском. Род его принадлежал к высшему сенаторскому сословию, многие из этого рода были епископами как в Туре, так и на других кафедрах (о чем Григорий не раз упоминает в «Истории франков»): дядя его по отцу Галл был клермонским епископом, дед по матери Григорий — лангрским епископом, двоюродный дядя Ницетий — лионским епископом. От отца и дедов он мог слышать живые рассказы о завоеваниях Хлодвига, ему случалось посещать старых пустынников, которые могли помнить рассказы о временах Каталаунской битвы. Годы детства и учения Григория совпали с первым кругом меровингских междоусобных раздоров — между сыновьями Хлодвига. Раздоры эти кончились кратковременным объединением государства под властью младшего сына Хлодвига — Хлотаря I. Годы зрелости Григория совпали со вторым кругом междоусобных раздоров—уже между сыновьями Хлотаря: Хильпериком Суассонским, Сигибертом Мецским и Гунтрамном Орлеанским, закончившихся образованием трех самостоятельных королевств: Австразии, Нейстрии и Бургундии. В этих событиях Григорий оказался непосредственным участником и их летописцем: в 573 г. он становится епископом Тура.

Герб Каталонии

КАТАЛОНИЯ (CATALUNA)

Герб Каталонии - это герб бывших графов-королей Барселоны. Это - один из самых старых гербов в Европе, начиная с документа, в котором он появляется впервые (печать графа Рамона Беренгера IV) в 1150 году.

Однако, как предгеральдический символ, красные столбы на золоте были найдены на могилах графа Рамона Беренгера II Барселонского (умершего в 1082 году) и его прабабушки Эрмессенды Каркасонской (умершей в 1058 году), которая была женой графа Рамона Боррелла I, чьи могилы находятся в соборе Girona.

Существует легенда об истории герба. Однажды, граф Барселоны был смертельно ранен в сражении с арабами.

Боясь умереть неопознанным (поскольку он потерял свой щит в сражении), он взял простой желтый щит, "опустил" свои четыре пальца в рану и выкрасил четыре столба на желтом щите.



Эти четыре красных столба в золотом поле присутствуют в гербах Арагона, Балеар, Валенсии и в гербах юга Франции.

о каталонских графствах и правителях http://www.covadonga.narod.ru/Catalunia.html

Дольмен

Если вы спросите испанца о Дольмене в Каталонии, то скорее всего он поймет что это - Дольмен в Розасе. По своей выразительной мощи, размерам и живописности он входит в число самых знаменитых Дольменов в стране.

Упоминание об этом Дольмене можно встретить в древних документах, начиная с XIII века, где он назван petra cooperta.
Научные публикации о нем появились в 1912 году (Мануэль Cazurro), хотя уже с 1898 года он упоминается в туристических бюллетенях как Дольмен на пути из Розаса в Кадакес.



Название - Creu d´en Cobertella (5000-4700 до н.э.)
координаты - 42°15´31´´ с.ш.; 3°11´53´´в.д. от Greenwich

Неподалеку от него находятся еще два дольмена, несколько менгиров (я встретил 4), каменные шатры, старинное городище визиготов, а также несколько пещер и источников. Ближе к морю - сторожевые и сигнальные башни и две крепости 16-18 в., охраняющие побережье

Вот так Дольмен выглядел в 1912 г.

(наверняка какой-нибудь практичный санчо-панса сделал в нем себе сарайчик)))
В 1957 г. Дольмен был восстановлен, огорожен сеткой с надписью "вход воспрещен".
Но разумеется, что руссо туристо не мог пройти мимо и не побывать внутри. Итак, приготовьтесь, мы входим в полумрак тысячелетий...




(+ 12 фотографий в комментарии)

Архитектоника Замка Сан-Сальвадор

Замок построен в форме корабля. Его длинна 110 м, а ширина ок. 33 м.

Нос корабля – острая Башня Градула (высота 8 метров, длина -11 м, ширина - 7 м). Возможно, ранее наверху башни располагалась деревянная надстройка или шатер.

В центре кепости, в наиболее высокой части располагается Основное Строение (собственно Замок): в прошлом большой зал с колонами и арочным перекрытием, способный единовременно вместить до 200-х человек. Здесь, на центральном месте возвышается престол Сан-Сальвадора. С восточной стороны встроены две башни.
С западной стороны к залу примыкает жилое помещение хранителей (с туалетной комнатой). Между залой и помещением - красивый арочный переход с выходом на скалу-террасу.

С запада крепость защищена не стеной, а головокружительной отвесной пропастью в 200м. (Хотя при необходимости здесь могли устанавливаться деревянные щиты или даже стены-ограждения для лучников)

С южной части к Основному Строению примыкает внутренний двор, огражденный 2-х метровой стеной с проходом к «кормовой» части.

В 50 м южнее от Основного Строения («на корме») возвышалась 10 – 15 метровая округлая башня с винтообразной лестницей, ведущая на верхнюю площадку (во времена Франко использовалась для зенитной установки и теперь практически полностью разрушена).



Все строения и стены выложены из камня в местном готическом стиле с примесью архитектурных особенностей Испанского Мавританского государства.

Несколько малых сторожевых укреплений, вынесенных на 30 м от крепости, контролируют тропинки, ведущие к вершине.

У основных врат, в 20 м к северо-востоку ниже крепостной стены, под защитой сторожевых башен расположен резервуар для воды в 150 м3. Изнутри каменная емкость обмазана и обожжена как керамическое изделие. Внутри бил ключ (на высоте ок. 700м, почти на вершине горы!) Сверху два отверстия: одно для извлечения воды, другое – контрольное. Видимо, существовал водопровод, и вода по нему подавалась вверх в замок.

Между катарскими замками существовала визуальная связь. Начиная от Сан-Сальвадора и далее на север замки располагались обязательно в пределах видимости. Севернее Сан-Сальвадора уже на территории Франции, на вершине горы виднеется второй от Сан-Сальвадора катарский замок Tour de Madeloc (фр.), (первый – Castell de Querroig по причине разрушения виден с трудом).
Далее от Tour de Madeloc - Tour de la Massane, а через еще один замок - Château de Querebus с которого видна Перпетуза (Château de Peyrepertuse). От Перпетузы на север и на запад - следующие замки: на север до Carcassonne, далее до замков Ластурса (Chateaux_de_Lastours-casti) и до города Альбе. На запад - Chateau Puilaurens, Chateau Usson, Chateau Puivert, Chateau Montsegur, Château de Foix далее до самого Лурда и еще дальше.

Информация передавалась: днем в ясную погоду - при помощи солнечного зайчика, ночью с помощью фонаря. Для этого был разработан язык светового телеграфа. В условиях хорошей видимости сообщение за час могло преодолеть сотни километров, что сопоставимо для тех времен с современной интернет связью.

Таков Сан-Сальвадор – таинственные врата в катарскую цивилизацию.

Только не бейте ногами) Фонтенбло

Лес Фонтенбло и сейчас во всем мире справедливо считают чудом, ниспосланным самим небом. Пожалуй, ни одно место на земле не отмечено таким количеством преданий. Здесь история становится мифом, а легенда – историей, однако при изучении документов выясняется, что невероятные явления в лесу Фонтенбло – не исключение, а правило. Именно так и было со времен первого короля Хлодвига Меровинга (Меровея).
Хлодвиг – «холодный» – прекрасный и одновременно устрашающий, беспощадный, как зимний холод, рыцарь с длинными светлыми волосами и глазами, в которых навсегда застыл отблеск холодного солнца, стынущего в голубых, покрытых людами, озерах его далекой родины.
В тот день он проезжал по чужому лесу, осеннему, густому, устланному ковром палой листвы – алой, золотой, коричневой. Он не видел, что под ветвями старого корявого дуба стоял и внимательно смотрел на всадника в охотничьем костюме и с соколом на руке золотоволосый Белен, плечи которого укутывала белоснежная пушистая волчья шкура. Отблески от золотых волос древнего кельтского бога скользили по листве, рассыпались искрами в воздухе, и всадник, завороженный этим неведомым зрелищем, протянул руку к солнечному лучу.
Внезапно сокол, до того времени спокойно сидевший на перчатке и только бросавший кругом настороженный хищный взгляд неожиданно изо всей силы вцепился клювом в запястье хозяина, а потом резко взмыл вверх. Он описывал круг за кругом в синем бездонном осеннем небе, и его крики звучали пронзительно и угрожающе. Казалось, сейчас он спикирует с высоты на охотника, как на добычу. Но тот, глубоко погруженный в свои, никому не ведомые мысли, совсем ничего не замечал. Он с удивлением посмотрел на кровь, выступившую на руке, и приложил кружевной батистовый платок к ране, а потом пришпорил коня, направив его к видневшемуся среди роскошных древесных крон старинному замку Куранс, настолько прекрасному, что о нем уже начали складывать простенькие стихи:
«Все травы Сёли
Все розы Флёри,
Все воды Куранса –
Три чуда Франции».
Окровавленный платок упал на ковер кленовых листьев, а через минуту на его месте неведомо откуда из-под земли забил прозрачный чистый источник посреди серебряных лилий, щедро расточавших свой аромат в осеннем, золотом и багряном лесу. Всадник, как будто очнувшись от странного сна, с недоумением обернулся, посмотрел на цветы и источник, и в его прозрачных, как северные озера, глазах отразилось искреннее недоумение.
-- Рад приветствовать вас, молодой король Хлодвиг.
Только тут Хлодвиг заметил золотоволосого юношу, у ног которого сидел белоснежный волк. Осеннее солнце озаряло его, и золотой нимб играл искрами на его волосах, рассыпался брызгами среди вековых деревьев, озаряя серебряные лилии.
-- Белен… -- выговорил он, но с таким удивлением, как будто сам себе не верил. – Почему ты удостоил меня…
Золотоволосый юноша улыбнулся так, как будто солнце заиграло в ледяной воде, несравненный, ослепительный небожитель.
-- Потому что до этого дня ты верно служил мне, потому что на этой земле возникнет новая раса, и ты станешь ее родоначальником. А здесь, на этом месте, где ты видишь эти удивительные лилии, пробудившиеся к жизни после того, как были отмечены кровью короля этого народа, этой, пока еще нерожденной страны, ты назовешь замок, возведенный тобой, в мою честь – источник Белена. Чистый источник.
-- Фонтенбло, -- пораженно вымолвил Хлодвиг и склонил голову в знак повиновения.
-- Только запомни одно, -- проговорил Белен, и его взгляд потемнел, -- Солнце не может исчезнуть навсегда; его только на краткое время скрывают тучи, и ты только тогда будешь жив, пока верно служишь мне. Если же решишь перейти на сторону других богов или бога, то уже не сможешь доверять даже самым близким тебе людям. Берегись, как бы твой слуга не оказался предателем и узурпатором, а твои дети не стали зваться отвратительным словом – batard. Но королевская кровь в любом случае, всегда останется таковой, пусть даже весь мир начнет кричать хором о безумии и швырять грязью в тех, кто отмечен моим покровительством… Запомни: правосудие не умирает никогда.
-- Как ты мог усомниться во мне, Белен? – воскликнул Хлодвиг почти гневно, и его рука невольно легла на рукоять меча. – Я всегда чтил только тебя, и разве не мало чужих богов я повидал? Разве я дал тебе повод для таких оскорбительных для меня обвинений?
-- Я и сам больше всего хотел бы ошибиться, -- спокойно и печально произнес золотоволосый юноша. – Но люди на удивление непредсказуемы… И вот тебе знак моего расположения, -- с этими словами он протянул всаднику три серебряные лилии. – Пусть они украсят твой герб и герб замка, предназначенного для королей, что будет возведен на этом месте. Ты сделаешь это.
С того дня Хлодвиг Меровинг оставался божеством для французов вплоть до революции 1789-1794 гг. Ему подражали, его считали своим предшественником все французские короли. Он был незаслуженно забыт тогда, когда было решено начать новый отсчет истории страны: новый порядок, новый календарь, но все то же мистическое число «три» – «свобода, равенство, братство», мистический триколор (синий, белый, красный), пришедший несмотря на ветер перемен из Фонтенбло… И вдруг оказалось, что эти две точки – эпоха рождения Франции и Хлодвиг, революция и пришедшее вместе с ней стремление объяснить галльское и римское происхождение страны связаны теснее, чем мы могли до этого предположить. Это почти мистика, но мистикой была вся история Фонтенбло, с момента его возникновения до настоящего времени. Волшебство этого места была удивительно точно определена в словах французского историка Жюля Мишле: «Красота возраста созвучна временам года. Фонтенбло – это прежде всего осенний пейзаж, самый необычный, самый дикий, самый умиротворенный и самый изысканный. Его нагретые солнцем скалы, дающие приют больному, его фантастические тенистые аллеи, расцвеченные красками октября, заставляют предаваться мечтам перед наступлением зимы. Это восхитительное последнее убежище, где можно отдохнуть и насладиться тем, что еще осталось от жизни… Спросите меня, где бы я стал искать утешения, если бы меня постигло несчастье, и я отвечу – пошел бы в Фонтенбло. Но и будучи счастливым, я тоже отправлюсь в Фонтенбло».

Специально для Эльдис...

Этот пост должен предшествовать предыдущему, о Диане Пуатье, но вот так получилось...
*
Королевский двор в эпоху Ренессанса
С XV столетия в жизни французских государей происходили значительные изменения. Он стал воплощением жизнерадостности и грациозности, что в полной мере соответствовало духу эпохи Ренессанса. Главное отличие от предыдущих королевских дворов состояло прежде всего в заметной феминизации дворца. Как королева, так и сам государь непрерывно находились в окружении очаровательного эскадрона фрейлин, молодых и изысканных, что обусловило создание атмосферы непрерывного празднества. Благодаря женскому присутствию претерпел значительные перемены сам стиль поведения прочих обитателей королевской резиденции, стал значительно разнообразнее досуг, но самое главное -- менялась психология придворных.
До этого периода королевский двор с полным основанием можно было назвать мужским, и если мужчины и приводили во дворец своих жен, то для этого требовался весомый повод, например, праздник, рыцарский турнир или бал. При этом принцессы и королевы, конечно же, имели фрейлин, но их ни в коем случае нельзя было назвать красавицами, предпочтение отдавалось скромным и незаметным девушкам, пригодных для того, чтобы составить компанию, но совершенно не подходящих для сколько-нибудь серьезной роли. Недаром о них говорили в те времена, что компаньонки королевы занимаются тем, что «посещают двор». По сути, этих фрейлин в эпоху Ренессанса могли бы назвать дикарками, хотя и им, немногочисленным и совершенно неприметным, приходилось терпеть разного рода грубости от мужчин, для которых они являлись своего рода утешением.
Что же касается эпохи Ренессанса, то нравы сделались настолько свободными, что даже современники откровенно признавались: «Королевский двор все больше напоминает оплачиваемый из государственной казны бордель». Так дело и обстояло до самого конца правления Франциска I, который, как свидетельствуют документы, ежемесячно выплачивал «жалованье» в размере 45 ливров «даме девиц радости за службу при дворе», Сесилии де Вьевиль. В такой сумме оплачивались услуги как по содержанию дамы, так и по ее вознаграждению.
Так короли-рыцари понемногу отодвигали мужчин на второй план, превращая двор в Фонтенбло в подобие волшебной шкатулки, блестящей, набитой шелками и парчой, нимфетками и зрелыми нимфами, воздухом вожделения и обожания.
Первый опыт создания дамского королевского двора принадлежал Анне Бретонской, ставшей королевой Франции в 1491 году. После нее стали нормой так называемые «дворы королевы» и «дворы принцесс». У Анны Бретонской, в отличие от ее предшественниц, было 9 придворных дам и от 35 до 40 фрейлин. Эта королева отличалась целомудренностью и скромностью, однако считала, что женщины должны являться украшением королевского двора. Что же касается их красоты, которая, естественно, не может не склонять мужчин к распутству, то дамы обязаны были уметь постоять за себя и свою честь. Анна Бретонская отличалась нетерпимостью к необдуманным поступкам и распущенности в поведении. Даже Брантом, известный своими фривольными даже для современников рассказами не мог упрекнуть ее ни в чем. Он писал о дворе Анны Бретонской: «Ее двор был прекрасной школой для дам, она замечательно их там воспитывала и обучала, по образцу ее самой они получались весьма умными и добродетельными». Королева постоянно заботилась о том, чтобы выбранные ею дамы не испытывали нужды ни в чем: она заботилась о них и подбирала им одежду, сама выдавала замуж фрейлин, обеспечивая достойным приданым, постоянно следила за тем, чтобы девушки не подверглись искушению при королевском дворе, где так много соблазнов и соблазнителей, в любой момент готовых идти на приступ. Шарль де Сен-Мар отмечал: «Мудрая королева не желала, чтобы ее дом был открыт для всяких опасных персон, от которых нечего ждать дамам и девицам, кроме непристойности и сладострастия».
Двор Анны Бретонской был в своем роде исключительным, поскольку при ней красота и изящество соседствовали с целомудренностью и образованностью, и благотворное влияние королевы творило настоящие чудеса. В библиотеке Анны Бретонской было не менее 1,5 тысяч книг и манускриптов, многие из которых специально для нее привез из Италии Карл VIII. При дворе дамское общество находилось в постоянном окружении знаменитых поэтов, которые в немалой степени способствующих становлению изящных вкусов -- Жана Моро, Лемера де Бельж. На досуге в дамском обществе обычно читались тексты Священного Писания, поучительные исторические рассказы, -- одним словом, всячески приветствовалось духовное времяпровождение. Общество, собравшееся вокруг Анны Бретонской, было одновременно изысканным и скромным; своими предшественницами считали фрейлин Анны Бретонской мадам де Лафайет и мадам де Рамбуйе, законодательницы блестящего вкуса.
Франциск I также очень ценил Анну Бретонскую как основательницу в высшей степени очаровательной традиции, весьма значимой для становления французской монархии. Этот король в свою очередь многое сделал для того, чтобы расширить и сделать еще прекраснее дамский двор. Брантом в своих отзывах о королеве не может скрыть непритворного восхищения: «Она впервые завела великий дамский двор, существующий до нашего времени. У нее была очень большая свита из дам и девиц, и ни одной из них она ни в чем не отказывала. Весьма часто она осведомлялась у отцов тех дворян, что находились при дворе, есть ли у них дочери, и если были, то требовала их к себе». С того времени присутствие прекрасных дам в королевской резиденции сделалось обязательным и постоянным; при этом они неукоснительно должны были соблюдать правила хорошего тона, отличаться учтивостью, скромностью, но при этом следить за стремительно меняющейся модой при дворе. Красивые, непременно яркие и чувственные, они должны были возбуждать естественное внимание, но при этом оставаться в высшей степени целомудренными, помня о своей чести.
Во времена Франциска I от дам уже не требовалось соблюдения прежней целомудренности. Король всячески поощрял стремление прекрасных женщин к роскоши, не скупился на дорогие подарки, наряды и украшения, старался вовлечь их в галантные игры придворных. Брантом свидетельствует: «Не было при его дворе никого из знати, как мужчин, так и женщин, кто бы не устраивал и не участвовал в торжествах, праздниках, турнирах и поединках, маскарадах или шествиях с переодеванием. Я видел сундуки и гардеробы некоторых дам того времени, они были столь полны платьями, пожалованными королем по тому или иному случаю, что являли собой истинное изобилие».
В те времена придворные прекрасно отдавали себе отчет в том, что женщины облагораживают их, способствуя избавлению от варварских нравов и привычек, грубого проявления чувств, излишней жестокости и резкости. Молодой герцог Анри де ла Тур д’Овернь в мемуарах вспоминал, как будучи 12-летним подростком, он был определен в обучение одной из придворных дам, как того требовали традиции времени. Он писал о своей наставнице, искушенной в придворных правилах и церемониях: «Я очень старался угождать ей и заставлял ей служить, насколько позволял мой гувернер, моих пажей и лакеев. Она относилась ко мне очень внимательно, поправляя меня, если ей казалось, что я допустил неловкость, бестактность или неучтивость. И все это с такой естественной простотой, которая словно родилась вместе с ней. Никто другой не оказал мне такой помощи, вводя меня в мир и подробно знакомя с жизнью двора». Быть воспитательницей и покровительницей молодых людей считалось высокой привилегией женщины, которая сохранялась в течение длительного времени.
Франциск I был не только истинным ценителем женщин и вообще всего изящного и прекрасного; он отдавал себе отчет в том, что дамы при дворе не могут служить только для развлечения. Король особенно высоко ценил облагораживающую и просветительскую роль, которое общество возложило на женщин, а те взялись за нее с энтузиазмом. Франциск I неизменно отмечал таких воспитательниц, знакомых с хорошим тоном и благопристойностью; они могли рассчитывать на его поддержку и горячее внимание. Он был замечательным покровителем, а что до чрезмерно настойчивых ухажеров, то они рисковали вызвать своими нецеломудренными действиями -- пусть даже нелестными отзывами о достойных, по мнению короля, женщинах -- гнев правителя, как минимум, а как максимум -- ставили на кон собственную голову.
Не менее, чем его отец беспокоился о приятных манерах своих придворных, Генрих II и его супруга Екатерина Медичи. При их дворе нравы отличались утонченностью, а нарушение целомудрия, если и допускалось, то исключительно в государственных интересах, в связи с чем те, кто был склонен к распутству, заранее могли побеспокоиться о том, чтобы придумать себе оправдание, благопристойно прикрываясь политическими интересами. Прославился и дамский «летучий эскадрон» Екатерины Медичи, неоднократно пользовавшейся его неотразимым шармом. Конечно же, каждый раз исключительно в дипломатических целях.
Справедливости ради стоит отметить, что устранению излишней грубости нравов способствовала также итальянская ренессансная культура, и такие тенденции проявились уже в период царствования Карла VIII, а потом были развиты и продолжены при Людовике XII и Франциске I. Что же касается Генриха II, то его женой была уроженка Флоренции, которая сразу же позаботилась о том, чтобы в ее окружении находились соотечественники. Францию покоряла царственная и просвещенная Италия, блеск ее культуры. Немало молодых французских дворян обучались в Италии, увлекались произведениями деятелей культуры этой страны. Огромной популярностью во Франции пользовались «Кортеджиано» Кастильоне (эту книгу, переведенную на французский язык в 1537 году, называли «евангелие для придворных») и «Декамерон» Боккаччо (переведен в 1545 году). Итальянцы сделались невероятно популярны при французском королевском дворе; они считались достойными подражания и делали стремительную карьеру в отличие от подданных короля Франции. Так, в 1554 году маршалом страны стал Пьетро Строцци, главными советниками Карла VIII были итальянцы Гонди и Бираг и, естественно, королева Екатерина Медичи предпочитала выбирать себе в качестве фрейлин итальянок.
Таким образом, государи предписывали скромность в обхождении и речах, что вовсе не мешало изысканным дамам и господам вести себя очень вольно в обращении друг с другом. Королевский двор превратился в вожделенное место для всех, кто искал не только возможности возвыситься, но и получать удовольствия. Франциск I сам неоднократно подавал пример своим подданным уже хотя бы тем, что ни для кого не являлось секретом: в своем замке правитель обустроил апартаменты для дам, добиться благосклонности которых для него не составляло ровным счетом никакого труда. Ключи от этих комнат имел только сам король. В том случае, если у привлекшей внимание монарха прелестницы имелся не в меру ревнивый и любопытный муж, Франциск I сразу же напоминал такому, кто есть кто при королевском дворе, и перечить королю -- значит, нажить лишних неприятностей на свою голову. Достаточно скоро вместо девиц легкого поведения придворные начали пользоваться услугами прекрасных и благородных дам. Конечно, «товар» похуже все-таки оставался, но он почти не пользовался спросом.
Брантом в свойственной ему критической манере, граничащей с безжалостностью на грани фола объяснял подобное поведение господ в своей книге «Галантные дамы»: «Хотел бы я знать, что более предпочтительно для короля: иметь при своем дворе подразделение благородных дам и девиц или следовать порядкам королей прежних времен, которые обыкновенно допускали в свою свиту блудниц, находившихся под началом короля бесстыдников, обязанности которого исполнял прево замка, а тем женщинам отвели специальные помещения и комнаты?.. Кажется мне, что подобной безнравственности, чреватой сифилисом, можно предаваться только под большим секретом, не болтая об этом и в тайне от наших дам, столь чистых и непорочных -- по крайней мере, некоторых из них, -- кои столь не портят и не наделяют дворян импотенцией, как те из борделя».
Молодой король всеми силами утверждал при дворе своеобразную атмосферу галантности. По натуре воин, он, здоровый и крепкий, постарался окружить себя такими же сотоварищами -- военными, для которых нормой были стремительные атаки. Они привыкли только к победам.
Большинство историков склоняются к тому, чтобы приписать Франциску I заслугу в феминизации королевского двора, хотя он всегда признавал первенство в этом отношении Анны Бретонской. И все же Франциск стал первооткрывателем новой традиции, которая после него станет естественной для института королевской власти: он ввел правило назначать избранную женщину на официальную должность фаворитки правителя. Правда, впервые подобная история уже наблюдалась во времена Карла VII, признавшего в качестве своей как бы второй супруги любовницу, Агнес Сорель. Однако с тех пор Агнес являлась всего лишь исключением из правил до Франциска I, утвердившему новое правило: король должен иметь двух королев -- официальную супругу, способствующую продолжению династии, и королеву красоты. При этом последняя обыкновенно имела большее влияние при дворе, нежели первая и, кроме того, действительно являлась второй женой, только неофициальной.
Надо сказать, что далеко не все современники Франциска отнеслись положительно к новшеству, введенному монархом. Так, Жан де Сол-Таван считал, что король чрезмерно много внимания уделяет своим фавориткам, прочно обосновавшимся в Фонтенбло: «Возраст остудил в нем кровь, дух, разум, отважные порывы, и отчаявшейся монархии осталось только его сладострастие. Таким был король Франциск, сраженный дамами телесно и духовно. Всем заправляла немногочисленная банда мадам д’Этамп. Александр (Александр Македонский -- прим. авт.) замечал женщин только в том случае, когда у него не было других дел. Франциск же обращал внимание на дела только в том случае, если не находилось подходящих женщин. При этом дворе все создавали женщины, даже генералов и военачальников».
Для подобного мнения у господина Сол-Тавана, впрочем, имелись некоторые основания, например, личное письмо Франциска I, где он откровенно оценивал свой брак с Клод Французской, дочерью Людовика XII и Анны Бретонской, как совершенный только в дипломатических целях: «В этой особе меня не прельщает ничто. Да в этом и нет никакой надобности! Я согласился на эту крошку из соображений государственной важности. Для любви есть другие, возле меня их число никогда не убывает. У меня будет достаточно времени, чтобы в изобилии собрать самые опьяняющие цветочки. И пока это доставляет мне удовольствие, я буду каждый день срывать розы наслаждения с женой адвоката Дизона».
Франциск стал королем в 20-летнем возрасте и, вполне естественно, что был пылким и жадным до удовольствий. Как только дворец в Фонтенбло стал его резиденцией, как он немедленно начал выбирать в качестве истинно королевского обрамления множество прекрасных дам, и современники утверждали, будто он не брезговал ничем для осуществления своих целей, ему не были отвратительны даже публичные дома.
Что же касается супружеских отношений нового типа, то они были установлены в 1517 году, после чего король остепенился. Окружение Франциска решило, что должность постоянной королевской возлюбленной в любом случае полезна и главным образом тем, что этого требуют санитарные соображения, а смягчение нравов или соблюдение необходимых приличий тут совершенно не при чем. Фаворитка сделалась сердцем двора, украшая и освещая собой все, олицетворяя блеск и великолепие. Так женщина превратилась в настоящий центр галактики, а вокруг нее вращались планеты -- сильные мира сего, за ней тянулись, как шлейф за кометой, очаровательные придворные кавалеры. С тех пор началась эпоха правления фавориток.
В 1517 году первой королевской фавориткой стала Франсуаза де Фуа, графиня де Шатобриан, ставшая для Франциска официальной дамой сердца. Поскольку она сделалась избранной, то в ее обязанности входило обязательное участие во всех увеселительных мероприятиях двора и возглавлять их. Франсуазу выдали замуж в 14 лет за графа де Шатобриан. Редкостная красавица, она вместе со своими тремя братьями состояла при дворе королевы Анны, но в связи с замужеством была вынуждена удалиться на время от высшего света. Вновь она вернулась ко двору, будучи 20-летней ослепительной женщиной. Вначале фрейлина королевы, она не могла не обратить на себя и внимание короля. Франциск I начал атаковать эту, вначале неприступную крепость. На первых порах Франсуаза мужественно удерживала оборону, но потом сдалась, покоренная этим привлекательным мужчиной, облаченным властью, да к тому же увенчанным военными лаврами.
Жизнерадостная остроумная красавица, фаворитка старалась как можно дальше держаться от государственных дел, решавшихся в Фонтенбло. Ее влияние ограничивалось тем, что она назначала родственников на престижные посты. Вскоре высшие командные посты в армии заняли ее трое братьев и, как полагают историки, в ущерб государственным интересам страны, поскольку вину за поражения в итальянских походах обычно списывают на них -- Лотрека, Лепара и Лекена. На этом, собственно, и закончилось влияние Франсуазы де Шатобриан. И все же ее искренняя привязанность к Франциску ни у кого, даже у самых жестоких на язык, не оставляла никаких сомнений.
Однако Луиза Савойская как женщина властная и не терпящая конкуренции решила устранить фаворитку, и удобный момент, по ее мнению, настал в то время, когда Франциск I находился в мадридском плену. Король не забывал даму сердца, страстно мечтал увидеть ее, и королева решила: удобный момент для устранения независимой и всемогущей любовницы настал. Луиза Савойская сказала сыну, что организует для него долгожданную встречу в Байонне, где король оказался после освобождения, однако когда ожидавший свидания с Франсуазой Франциск явился на условленное место, дамы сердца там не оказалось. Вместо нее появилась королева в сопровождении очаровательной молоденькой девушки Анны де Писле. Она была прекрасна как ангел, да к тому же невинна и чиста. Ее полудетское личико и огромные ясные глаза немедленно пленили сердце Франциска; а что касается алчности, присущей Анне впоследствии, то она никак не отражалась в ее взоре.
Вскоре к королю прибыла и Франсуаза де Шатобриан и к своему отчаянию выяснила, что безнадежно опоздала. Между фавориткой и новой пассией короля развернулась дамская война. Когда же любовница, почувствовавшая близкую отставку, потребовала от возлюбленного немедленного прямого ответа на животрепещущий для нее вопрос, он ответил с чисто мужской прямотой и жестокостью: он может предложить Франсуазе только одно -- стать его любовницей под номером 2. Любящая женщина с гневом отказалась, но после этого ей уже ничего не осталось, как вернуться к мужу в Бретань. Она еще увидела короля через 6 лет. Как оказалось, он не смог забыть ее, и они снова были вместе в течение трех недель. Былые отношения между любовниками были восстановлены, но муж Франсуазы, как оказалось, тоже не был сделан из камня: в течение долгих лет ему приходилось терзаться ужасными муками ревности. В конце концов он не выдержал и убил свою жену, вскрыв ей вены.
В 1524 году жена Франциска I умерла, и он поступил согласно Мадридскому договору: женился на сестре Карла V Элеоноре Австрийской, некрасивой и бесцветной. Король Франции даже не считал нужным хотя бы внешне с ней считаться, не стесняясь постоянно выказывать ей пренебрежение и полное безразличие. Правитель избрал своей постоянной фавориткой Анну де Писле и сразу же поставил перед фактом будущую жену, королеву Франции. В день приезда в Париж Элеоноры Австрийской Франциск встречал ее, стоя на балконе вместе с ослепительно прекрасной любовницей, заявив таким образом и о характере будущих отношений с законной супругой, и выказав рыцарскую дерзость в духе времени. «Свадьба не решает ничего», -- так следовало понимать поведение короля.
Анну де Писле Франциск также вскоре выдал замуж и пожаловал ее супругу завидную должность губернатора провинции Бурбоннэ. Едва умерла Луиза Савойская, которая все эти годы управляла сыном невидимой рукой, как Анна немедленно превратилась в ее преемницу, стала настоящей королевой. Она получала в подарок титулы и земли, добивалась высоких должностей для своих братьев, воспитывала принцесс, оказывала покровительство писателям и художникам. Особа артистическая, Анна во многом способствовала преображению Фонтенбло, в частности, оказывая покровительство Приматиччо.
Лишь одно омрачало жизнь Анны де Писле: король Франциск начал болеть, а самое страшное: на небосклоне двор появилась новая звезда, Венеру затмевала прекрасная Диана, Диана де Пуатье, возлюбленная сначала Франциска I, а потом и Генриха II. По иронии судьбы, новая любовница дофина, которой в ту пору исполнилось сорок лет, была на десять лет старше фаворитки отца. С 1540 года весь двор был вынужден принимать участие в стычках двух женщин, двух невенчанных королев. При этом верх всегда брала герцогиня д’Этамп, но пока был жив Франциск I. Она, конечно, сдерживалась уже с трудом, начинала допускать заметные ошибки в поведении, чем давала повод придворных для всяких обидных шуток и усиления новой фаворитки. Чувствуя закат Анны де Писле, один из приверженцев лагеря Дианы де Пуатье, придворный поэт Абер, писал в стихотворении, по сути больше смахивавшем на памфлет:
Поистине, живет еще Венера среди нас,
Богиня – почести ей воздают большие.
Она при попустительстве небес
Свой челн в просторы моря направляя,
Республике прядет большую месть.
Но день грядет, и будет уничтожена Венера,
На трон ее Диана богоданная воссядет,
И добродетель воссияет на земле.
Когда же король умер, прекратилось и существование Анны де Писле. «Король умер, да здравствует новая фаворитка!». Новая возлюбленная нового 28-летнего короля, Диана де Пуатье, заблистала как звезда первой величины.

------------------------------------------------
В комментариях - дополнения в виде портретов от NADYNROM.

Фонтенбло при Генрихе II

Миф о прекрасной Диане.
В своих итальянских походах Франциск I потерпел неудачу, самой значительной из которых оказалась битва при Павии. Поражение было сокрушительным, а монарх оказался в испанском плену. Вновь обрести свободу ему удалось благодаря заключенному между Карлом V, королем Испании, матерью Франциска и его сестрой унизительному «Дамскому миру», по которому ему пришлось согласиться на обмен: собственная свобода в ущерб свободе детей -- старшего, дофина Франциска, и младшего, Генриха, герцога Орлеанского. Договор, заключенный в Мадриде, расчленял Францию на части, а принцам пришлось отправляться в Испанию в качестве заложников.
В 1526 году, в середине марта французский двор находился на берегу пограничной с Испанией реки Бидассон, чтобы передать мальчиков-заложников. Конечно, никому даже в голову не пришло, что, возможно, из этого плена им никогда не удастся вернуться, никто не выразил им ни сочувствия, ни естественного сожаления. Семилетний Генрих переживал особенно сильно, он был младше своего брата. Заметив его состояние, молодая красивая дама подошла к нему и нежно поцеловала, как бы обещая надежду на скорое возвращение домой. Она была так ослепительно хороша собой, так добра, что не поверить ей было просто невозможно, и, возможно, потом, все долгие годы испанского плена Генриху помогла выдержать только безусловная уверенность в том, что все мучения непременно закончатся, и он обязательно увидит снова родную страну, свой дом. Мальчик не мог и предположить, что по возвращении во Францию он снова увидит ту прекрасную даму, о которой привык думать как о своем ангеле-хранителе и с кем его будут связывать долгие годы самой нежной любви.
Думается, что и сама 27-летняя красавица не ожидала, как впоследствии развернутся события после того первого поцелуя, подаренного из искренней жалости. Ее звали Диана де Пуатье, и сейчас ее портреты украшают все французские музеи и, конечно, Фонтенбло. О «нимфе Фонтенбло» напоминают многочисленные скульптурные изображения и картины, представляющие неподражаемую Диану-охотницу.
Диана действительно по натуре была охотницей. Полная жизненных сил, ренессансная героиня в полном смысле этого слова, которую современники называли не иначе как «распустившийся цветок красоты». Она имела обыкновение обливаться ледяной водой, вскакивать в седло с раннего утра и вместе со сворой собак мчаться бешеным галопом в леса Фонтенбло. Охота была для нее всем -- любимым развлечением, наслаждением, счастьем.
Ей едва исполнилось 15 лет, когда ее выдали замуж за человека гораздо старше нее, нелюдимого и мрачного, 56-летнего знатного сеньора, великого сенешаля Нормандии Людовика де Брезэ. Де Брезэ был внуком короля Карла VII, а если сказать точнее, бастардом монарха и его любовницы Агнес Сорель.
Сеньор де Брезэ в отличие от своей юной супруги был человеком опытным и нисколько не обольщался по поводу чувств новобрачной, правильно воспринимая брак как мезальянс. Потому буквально на следующий день после первой брачной ночи он со спокойной душой принял приказ короля отправиться в очередной поход, а юная Диана верно ждала его, бесконечно проливая слезы и не понимая, как и почему супруг покинул ее столь быстро.
Когда господин де Брезэ вернулся из похода, Диана старалась быть образцовой женой, любящей, всепрощающей и заботливой, и это в те времена, когда супружеская верность уже никоим образом не относилась к разряду семейных добродетелей. Потому и Диану редко воспринимали как женщину, способную на действительно сильное и искреннее проявление чувств, как современники, так и вслед за ними большинство историков. Поначалу ей приходилось выносить скабрезности Брантома, с легкой руки которого некоторые историки продолжат считать, будто только благодаря тому, что Диана отдалась любвеобильному Франциску I, ее отец, скомпрометировавший себе в дворцовом заговоре сенешаля Бурбона, избежал эшафота. Брантом приписал отцу Дианы следующие слова: «Да хранит Бог прекрасную задницу моей дочери, которая сослужила мне такую хорошую службу!». Поддержал эту легенду и романтик Виктор Гюго в своем романе «Король забавляется», правда, в этом произведении Диана показана невинной девственницей; что же касается такой мелочи, как целомудрие, то его она предлагает королю с готовностью. На самом же деле, о какой невинности могла идти речь, если Диана была замужем и ей исполнилось уже 27 лет? Она уже 12 лет жила в согласии с Луи де Брезе, собственно, который и добился помилования для своего тестя.
Опровержением этих нелепых обвинений может служить надпись, оставленная Франциском I под портретом Дианы: «Красавица, недоступная обольстителям». Диана-охотница благоволила лишь к тем мужчинам, которых любила, и, вероятнее всего, хранила верность своему старому мужу. Диана хранила верность супругу и когда он умер, долго оплакивала его. На протяжении нескольких лет молодая вдова не посещала торжественных мероприятий и носила траур.
Она все еще скорбела по умершему мужу, когда из Испании вернулись освобожденные принцы-заложники. Диана за это время расцвела, словно майская роза, а Генрих повзрослел, превратившись из беззащитного мальчика в привлекательного юношу.
Конечно, четыре года, проведенные в испанском плену, не могли не сказаться на характере принца. Некогда веселый, общительный ребенок стал замкнутым и молчаливым, на его лице никогда не появлялась улыбка, казалось, он утратил радость жизни. «Прекрасный затворник» — так окрестил юного принца королевский двор.
Однажды в разговоре с Дианой де Пуатье Франциск I посетовал на поведение своего младшего сына Генриха: «Он проводит все время в одиночестве, мало общается с придворными и большую часть дня пропадает в саду». Генрих, которому к тому времени исполнилось 14 лет, посвящал все свободное время военному делу, совершенствовался в фехтовальном искусстве, езде на лошади и занимался спортом (в частности, прыжками в длину).
Желая успокоить короля, Диана сказала: «Ваше Величество, доверьте своего сына мне, и вы не узнаете его. Он станет моим рыцарем». Естественно, женщина говорила об отважном кавалере из рыцарских романов, сердце которого наполнено целомудренной, чистой и бескорыстной любовью к Прекрасной Даме.
Вскоре юный Генрих ближе познакомился с Дианой-охотницей, она стала принцессой его снов и любовных фантазий. Юношу не пугала 20-летняя разница в возрасте, неотразимая красавица стала для него богиней, небожительницей, любовь к которой может быть лишь платонической. Юный герцог Орлеанский постоянно думал о Диане, боясь приблизиться к ней и в то же время страстно желая оказаться в ее объятиях. Молодой принц становился мужчиной, в нем пробуждались чувственные желания.
По совету Дианы Генриха вскоре женили. Его законной супругой стала представительница богатого флорентийского рода Медичи, 14-летняя Екатерина. Этот брак был выгоден не только французской короне, но и дяде новобрачной, Папе Римскому Клементу VII, получившему поддержку со стороны могущественного европейского государства.
За шумной свадьбой последовала первая брачная ночь. Согласно некоторым источникам, «Франциск I сам уложил молодоженов в постель, пожелав и дальше наблюдать их «упражнения», и дети мужественно справились с испытанием». Екатерина, получившая с замужеством высокое положение в обществе, была счастлива. Генрих стал ее первой большой любовью, и она беспрекословно подчинялась его приказаниям.
Однако молодая супруга не вызывала у принца никакого интереса, он по-прежнему боготворил свою даму сердца, прекрасную и неотразимую Диану-охотницу. Генрих не скрывал своих чувств, давая им выход в турнирных поединках. Преклоняя свое знамя перед возлюбленной, принц тем самым признавался ей в своей страстной любви. Однако отношения Дианы и Генриха оставались целомудренными, в духе куртуазной литературы. В этом не сомневался никто из придворных, и подтверждением тому служит свидетельство венецианского посла, который в своем письме Светлейшей Республике сообщал: «Принцу двадцать восемь лет, он совершенно не питает склонности к женщинам, своя его вполне устраивает. Для беседы он предпочитает общество вдовы сенешаля Нормандии (Дианы де Пуатье), сорока восьми лет. Он испытывает к ней истинную нежность, но полагают, что их отношения лишены сладострастия, как отношения матери и сына. Говорят, эта дама наставляет, направляет и консультирует господина дофина, именно она вдохновляет его на все достойные поступки, и ее участие имеет поразительный эффект».
Судьбе было угодно, чтобы этот юноша, охваченный любовным жаром, возглавил могущественнейшую европейскую державу. Генриха не готовили к занятию трона, наследником французской короны должен был стать его брат Франциск. Но последний, заболев воспалением легких, скончался, не достигнув 20-летнего возраста. Генрих стал дофином, наследным принцем Франции.
Вероятно, это событие и сознание собственной власти над будущим королем побудили 37-летнюю Диану вступить в любовные отношения с 17-летним Генрихом. О своем грехопадении дама, возраст которой во Франции XVI века считался преклонным, даже сочинила очаровательные стихи:
Амур однажды преподнес
Мне в дар букет прекрасных алых роз.
Представьте, аромат любви –
Диана пала без борьбы.
Известны вам и день, и час
Того, о чем веду рассказ.
Первую ночь любовники провели в замке Экуен у коннетабля Монморанси. Диана не случайно выбрала этот замок с его знаменитыми эротическими витражами, приводившими в состояние шока даже знаменитого низвергателя устоявшихся традиций Рабле. Витражи, иллюстрировавшие любовь Психеи и Амура, должны были недвусмысленно намекнуть Генриху, что его возлюбленная — не бесплотная богиня, а чувственная женщина, способная чутко отозваться на его ласки. Несколько дней провели любовники в замке, прежде чем принц решился войти в спальню Дианы…
Так начался знаменитый любовный роман. Лишь познав страсть полного сил юноши, неприступная красавица, знавшая до тех пор лишь любовь своего мужа-старика, с радостью отдалась чувственному греху.
Осознав, что физическая любовь — это не простое исполнение супружеского долга, а способ получения удовольствия, Диана словно прозрела. «Как много я потеряла в жизни», — думала прекрасная грешница. А счастливый Генрих, сжимавший в крепких объятиях свою неприступную богиню, просто наслаждался чудеснейшими моментами жизни. Позже наследный принц описал свои чувства в стихах: он вспоминал о постоянном страхе быть отвергнутым прекрасной Дианой и сожалел о потерянных годах счастья с этой страстной богиней.
Влюбленный принц стал носить черный и белый цвета, которые преобладали в нарядах его дамы сердца, под этими цветами он дрался на турнирах, сражался на поле брани. Генрих сделал черно-белую гамму символом своей любви, отголоски которой также находили выражение в его сочинениях эпистолярного жанра. Буквой H с двумя примыкающими к ней полумесяцами (личной эмблемой Генриха), образующими два соединенных латинских D, Генрих обычно заканчивал свои письма. Этот вензель с двумя навечно сплетенными буквами имен влюбленных присутствовал и на доспехах будущего короля, на его парадном облачении, а позже и в комнатах всех принадлежавших королевской фамилии замков. Можно увидеть его и в Фонтенбло, облик которого претерпел определенные изменения в связи с мифом о солнечном короле и его прекрасной возлюбленной, королеве-Луне, брате и сестре.
Настоящим чудом Фонтенбло стал, после Галереи Близнецов, или галереи Франциска I, построенный по приказу Генриха II Бальный зал, или галерея Генриха II. Строительство его начал Лебретон, а завершил Филибер Делорм, уже построивший для прекрасной Дианы замок Анэ. В эту галерею поднимались по Королевской лестнице, минуя узкий коридор. Как и Галерея Франциска I, Бальный зал кажется золотым от солнечного света, свободно проникающего в него из выходящих в сад глубоких окон, размещенных в нишах, гармонирующего с отделкой потолка, сделанного из полированного орехового дерева, с дубовой отделкой стен, на панелях которого многократно повторяются вензеля Генриха II и Дианы де Пуатье, а королевские лилии сплетаются с полумесяцами и стрелами – символами Дианы де Пуатье.
Здесь также много фресок, исполненных Никколо дель Аббате по эскизам Приматиччо. О творческой манере дель Аббате, одухотворенной и нежной, Вазари писал: «…из всех помощников Приматиччо никто не принес ему такой чести, как Никколо из Модены». Эти фресковые композиции основаны на античных мифологических сюжетах. На стене, обращенной в сад, можно видеть такие композиции, как «Церера и жнецы», «Вулкан, кующий по приказу Венеры стрелы любви», «Фаэтон, испрашивающий у Солнца позволения сопровождать его колесницу», «Филемон и Бавкида, награждаемые Зевсом за оказанное гостеприимство».
Оконные ниши также заполнены фресками, изумительные, с трепетной техникой исполнения, как и сама любовь короля и прекрасной Дианы. Неизменная героиня этих фресок – богиня Диана, то купающаяся, то отдыхающая в чистых источниках Фонтенбло, и источник вдохновения художника находится в роскошной природе, окружающей этот дворец. По легендам времени Генриха II леса Фонтенбло населяли нимфы, неизменные спутницы Дианы-охотницы, ставшей как будто соправительницей замка вместе с солнечным божеством, снисходительно позволившем своей сестре наслаждаться его владениями. Культ Дианы начинался еще Россо и Челлини, но при Генрихе Диана стала поистине неповторимой и единственной, в каких бы обличьях она ни представала – пусть даже Психеи или Венеры.
Занятие трона позволило Генриху беспрепятственно распоряжаться королевской казной, он дарил возлюбленной драгоценности и крупные суммы денег, леса и поля, имения и замки. Вскоре Диана стала самой влиятельной и одной из наиболее состоятельных дам Франции, ей был присвоен титул герцогини де Валентинуа.
Бывшая баронесса де Брезэ и ее ближайшие сподвижники стали фактическими правителями Франции, Генрих делал все, что советовала ему Диана. Некоторые последствия ее влияния на короля оказались губительными для всей страны. Так, по воле Дианы и ее друга кардинала Лотарингии Генрих в 1557 году возобновил войну с Испанией и «Священной Римской империей» за обладание Италией, в ходе которой Франция потерпела сокрушительное поражение и была вынуждена отказаться от территориальных притязаний.
Тем временем Екатерина Медичи, законная супруга Генриха II, терпеливо ждала своего звездного часа. На протяжении десяти лет она не могла родить наследника, советы астрологов, народные снадобья и заграничные лекарства — все оказывалось бесполезным.
Генрих, уставший ждать наследника, вскоре перестал посещать спальню жены, проводя все ночи и дни в объятиях любовницы. Однако Диана заставляла короля бывать у Екатерины, демонстрируя тем самым настоящую государственную мудрость. И эти «ночные посещения» в конце концов увенчались успехом: с 1544 по 1556 год в королевской семье появилось на свет десять детей.
Прекрасно понимая, что отчасти обязана рождением наследников Диане, Екатерина молча терпела этот «брак втроем». Позже королева признавалась: «Я всегда радушно принимала мадам де Валентинуа, но всегда давала ей понять, что это притворство, ибо никогда любящая мужа женщина не полюбит его любовницу».
По свидетельствам современников, две величайшие женщины современности никогда открыто не демонстрировали своего противостояния, однако в отдельных фразах, взглядах, жестах чувствовалась неприязнь, переходящая в ненависть. Однажды Диана обратилась к королеве с вопросом: «Что вы читаете, мадам?». И в ответ услышала: «Я читаю историю этого королевства и нахожу, что во все времена шлюхи управляли делами королей». Екатерина не побоялась в приватной беседе высказать свое мнение о всесильной сопернице.
Диана и Екатерина… Эти женщины, сыгравшие важные роли в истории Франции, отличались не только характерами, но и внешне. Несмотря на возраст, Диана все еще оставалась «распустившимся цветком красоты», казалось, время было над ней не властно: все тот же блеск в глазах, очаровательный овал лица, прекрасная фигура…
Екатерину же никто не мог назвать красавицей. «Слишком крупный рот, большие, но совершенно бесцветные глаза», — такое описание королевы встречается в воспоминаниях одного посла. А некоторые современники утверждали, что 20-летняя Екатерина была точной копией Папы Льва X. Неудивительно, что Генрих отдавал предпочтение красивой и умной любовнице. Законной же супруге не оставалось ничего иного, как томиться в одиночестве и воспитывать детей.
Екатерина все еще любила мужа. Желание понять, почему он покидает ее ради престарелой фаворитки, было столь велико, что королева решилась на отчаянный шаг. Она проделала в потолке комнаты Дианы несколько отверстий и стала наблюдать за интимной жизнью счастливых любовников. Да, таких безумств, как с фавориткой, король в супружеской постели себе не позволял. Просмотр этого эротического «спектакля» сделал Екатерину еще более несчастной, она постоянно плакала, тоскуя по крепким мужским объятиям.
Но Генрих и Диана не замечали слез королевы, они по-прежнему были заняты друг другом. Даже в военных походах король помнил только о своей возлюбленной и ежедневно писал ей прекрасные письма в стихах.
В день своего 40-летия Генрих преподнес 60-летней Диане кольцо с крупным бриллиантом. Этот подарок сопровождался запиской следующего содержания: «Я вас умоляю, моя жизнь, носить это кольцо в знак моей любви... Я вас умоляю всегда помнить о том, что никогда не любил и не люблю никого, кроме вас!». Жить королю оставалось всего 10 месяцев…
30 июня 1559 года на улице Сент-Антуан, неподалеку от Бастилии, состоялся смертельный поединок, в котором король сошелся с капитаном шотландской гвардии, графом Монтгомери.
Генрих, как обычно, был облачен в черно-белые одежды, такая же цветовая гамма присутствовала и в наряде его дамы сердца, сидевшей в королевской ложе рядом с Екатериной. К ногам Дианы хотел принести победу Генрих, и только ей он нежно улыбался, получая в ответ очаровательную улыбку, полную любви. Это были последние минуты счастья в жизни двух влюбленных.
Сойдясь на поле, Генрих и Монтгомери преломили копья. А потом неожиданно Что копье графа сломалось о панцирь короля, острый обломок вошел в его глаз и вышел через ухо. Врачи оказались бессильны в этой ситуации, и через 10 дней король скончался.
Все то время, пока раненый Генрих находился в Турнельском замке, Диана не покидала своей комнаты. Екатерина запретила ей показываться в покоях умирающего короля.
Вечером 8 июля к Диане прибыл посыльный с приказом вернуть драгоценности короны. «Разве король уже умер?» — спросила фаворитка. «Нет, мадам, но все говорят, что Его Величество не доживет до утра», — пролепетал испуганный посыльный и в ответ услышал слова, достойные королевы: «Пока он жив, никто не смеет мне приказывать!».
Утром 10 июля Генрих II умер. Диане было отказано даже в праве последний раз взглянуть на любимого, только из окна она могла наблюдать за траурным кортежем, увозившим охладевшее тело ее короля в Сен-Дени. Диане пришлось вернуть все подаренные Генрихом драгоценности, взятые из королевской казны крупные суммы денег и даже отказаться и от любимого замка ею и королем Фонтенбло, где они провели на охоте, вместе, только вдвоем, столько пленительных, незабываемых часов; «жемчужину Луары» Шенонсо.
Покинув Фонтенбло, Диана уединилась в своих владениях в Анэ. Этот чудесный замок, стены которого пестрели сценами, изображающими хозяйку на охоте, в купальне, спящей на широкой кровати, был поистине храмом, достойным ее красоты. Эти изумительные произведения искусства были вывезены ею из Фонтенбло и напоминали счастливые годы с любимым королем, Генрихом II. Так, в положении затворницы, Диана-охотница и провела последние годы своей жизни.
Она пережила Генриха почти на 7 лет и умерла 25 апреля 1566 года. Незадолго до ее смерти в замке Анэ побывал Пьер Брантом, мемуары которого хранят интереснейшие сведения о виднейших исторических деятелях Франции XVI века.
«Я увидел эту женщину за 6 месяцев до смерти, — писал Брантом. — Она была еще столь красива, что ни одно сердце, даже твердое, как скала, не могло не взволноваться. Я уверен, если б эта дама прожила еще сто лет, она бы не постарела ни лицом, ни телом. Жаль, что земля скрыла от нас это прекрасное тело!».
Похоронили легендарную красавицу в Фонтенбло, и забальзамированное тело Дианы де Пуатье пролежало в склепе нетронутым почти два столетия. В годы Великой французской революции санкюлоты, пришедшие в Фонтенбло с одним желанием -- дотла сжечь этот замок -- символ незыблемости королевского величия, захотели бросить тело фаворитки Генриха II в общую могилу и вскрыли ее гроб. Перед собравшимися предстала все та же прекрасная, не тронутая тлением Диана-охотница: правильный овал лица, чувственный рот, нежные веки с темными густыми ресницами, прикрывшие глаза… Она казалась спящей, и только грубые прикосновения, обратившие платье красавицы в прах, разрушили сказочное ощущение ее присутствия в реальном мире. Только один из солдат успел отрезать ножом шелковистую прядь волос, которой с благоговением касался влюбленный Генрих II.
Тело Дианы было погребено в общей могиле, а воспарившая на небеса около двух столетий назад душа, все так же нежась в объятиях любимого Генриха, наверное, насмехалась над беснующейся толпой.

Неизвестные шедевры-5. Иконография одного портрета.

Она считалась одной из красивейших принцесс своего времени, испанский народ называл ее «желанной», а мы почти ничего не знаем о ее жизни.

Скорбь Окситании


"Через семьсот лет лавр зазеленеет вновь!"
(пророчество последнего катарского перфекта Гильома, сожженного в 14 веке)

Когда я был маленьким мальчиком
Я помогал отцу работать в поле
Однажды он взял горсть земли в свои руки
И пересыпал ее в мои детские ладошки:

Смотри, сынок,
Это добрая земля, добрая земля.
За наш труд и заботу
Она отплатит добром –
Здесь будет цвести прекрасный сад

Он был мудрым и терпеливым человеком,
Мой отец.
Он провел воду из источника
И насадил благородный лавр, говоря:

Пусть о нас останется добрая память
На этой земле, на этой земле
Когда мы уйдем – останется лавр.

Но сегодня моя рука сжимает в горсти
Не землю, но пепел.
Наша земля опустошена и сожжена,
Наша земля.

И нет в живых моего отца
Тысячи добрых людей сгореди в огне
Который зажгла инквизиция
Когда наемники Рима ворвались в Безье
Они уничтожили всех
Когда пришли за наживой по воле Рима

О Рим! Тебя я обвиняю
Ты лживыми речами оклеветал нас
И вероломно развязал войну.
Подобного злодейства не совершали варвары
Христа распяли вновь
На огненном кресте
И пронзили сердце святой девы Марии
Когда убивали их –
Катаров, жителей этой земли

Да примет их святую кровь Грааль
На небеса, на небеса
Как он принял и сохранил
Святую Кровь Христа

Этот пепел нашей сожженной земли (Окситании)
Священен для меня
И я повторяю слова моего отца
Своему маленькому сыну:

Смотри, сынок,
Это добрая земля, добрая земля
Великое мученичество наших отцов
И наша скорбь, - они не напрасны
Добрые люди живут в вечности
Память о них не умрет –
Через 700 лет лавр вновь расцветет.

Египетская письменность

Древние египтяне использовали символы для письма. Эти символы могли обозначать как один звук, так и целое слово.

Пример: символ
обозначал "РЕ" - "рот" или звук "р".
Когда иероглиф использовался для обозначения целого слова, под ним обычно рисовали черточку:
- "РОТ"

Кроме одногласных знаков древние египтяне использовали знаки, обозначавшие несколько звуков :

- "ПР"

- "НФР"

- "АНХ"

Основные знаки:



Существовали также (кроме одногласных знаков) несколько групп иероглифов. Вот примеры: (к-сожалению я не знаю их трактовок и звучания)




В письменности также использовался еще один тип знаков - детерминативы.
Эти знаки обычно писались в конце слов, чтобы показать, к какому роду предметов относится данное слово.
Например:

- этот знак показывает, что слово обозначает название города или другого населенного пункта. Как, например:

- Джеду (Бусирис)

- Абджу (Абидос)

Основные детерминативы:



Древние египтяне могли писать сверху вниз, справа налево или слева направо, однако знаки всегла смотрят туда, где начинается тескт.
Например, слово "день" ("херу")может быть написан такими способами:





Вот написание имен некоторых фараонов:



Имя бога, как правило, выносится вперед при написании имени, хотя произносится в конце, так, например, имена Амона, Птаха, Атона всегда вписаны в начале картуша - овальной рамки, которой обычно обводили имя царя.

И вот еще несколько часто встречаемых в именах знаков:

Совсем немного о Могсегюре...

Катары, те, кто выжил в многолетней бойне, либо пытались уйти в Италию, либо, скрывая свои убеждения, оставались в родных местах. Наиболее отчаянные и бесстрашные продолжали проповедовать, переходя ночами от города к городу, от села к селу. Их жизнь была полна тревог и лишений. Рано или поздно эти подвижники веры всходили на костер Инквизиции, замученные пытками, но духовно не сломленные. В своих опасных странствиях они находили короткий отдых от постоянного напряжения душевных и физических сил только в одном месте — в глубине Пиренейских гор, в замке Монсегюр — последнем оплоте катаризма.

Монсегюр не был ни городом, ни даже поселением. Этот странный замок представлялся тогда святым ковчегом, недоступным бурям. Он походил на духовное царство, куда в минуты самой тяжелой тоски и отчаяния обращались взоры южан. Именно этот замок стал прообразом мистического Монсальвата средневековой литературы. Замок располагался на крутой скале, охваченной кольцом гор, что делало его труднодоступным для правильной осады и штурма. Сеньоры Монсегюра были давними и верными вассалами графа де Фуа. Здесь в стенах твердыни укрылся последний епископ гонимой церкви Бертран Марти. Отсюда он напутствовал своих братьев-единоверцев, отправлявшихся в смертельные путешествия; здесь он давал благословение рыцарям-патриотам, которые уходили в партизанские рейды, наводя ужас на оккупантов и монахов-инквизиторов.

Легенда о Сан Сальвадоре

Эту легенду рассказал мне ветер
Он нашептал мне ее слова
Ему вторили листья деревьев и море
Ее журчал родник и пели птицы в небе
А я записал ее

Есть на свете гора Вердера
Три замка построили на ней добрые люди
Один у подножия
Второй на середине склона
А третий – на самой вершине

Три моря шумели вокруг их стен
Одно из них – медитеррана (средиземноморье)
Второе – зеленое море лесов
И третье – бездонное, воздушное – само небо

Там жили в них светильники земли
В первом – добрые люди катары
Во втором – блаженные перфекты
А в третьем – бессмертные хранители Грааля

Отовсюду приходил к ним люд
Чтобы обрести дары:
В первый – очищение от грехов
Во второй – обрести мудрость
В третий же - те, кто искал совершенства

Три лестницы было на этой горе
И в каждой 150 ступеней:
От подножия – до середины склона
От середины – до вершины
И третья – до самого неба

Время разрушило замки
В другой мир перешли их обитатели
Но остались три лестницы в небо
Если хочешь - можешь подняться:

От самого синего моря
До высоких зеленых сосен
А оттуда - до самого неба
Где хранится Священный Грааль

Эту легенду рассказал мне ветер
А я записал ее


----------------------------------
Глубокие тени прорезают ущелья.

Нагретые камни медленно остывают.

Скоро зажгутся звезды.

Два Замка. Сан-Сальвадор и Монсегюр

Гора Вердера находится на восточных отрогах Пиринеев. Она является острием пиринейского копья, выступающего в Средиземное море.

Древние греки считали что здесь, на окраине Ойкумены, находится один из входов в подземный Аид (Гадес). Именно отсюда Геракл, совершая очередной подвиг, вывел ужасного стража преисподней – свирепого Цербера.
Правда или нет, но город Cerbera стоит на каменистом побережье Дикого Берега (Costa Brava), и даже вход под землю тут есть – длиннющий тоннель под горой, соединяющий Испанию и Францию.

И здесь же, верили эллины, один из входов на небеса – ведь в этих краях Атлант держит небесный свод, и он особенно близко склоняется к земле…

Бессмертные боги Олимпа часто сходят из заоблачных высей и обитают среди людей. И смертный герой за подвиги бесстрашия может удостоится взойти в небесные чертоги и пить вино бессмертия с богами (стать полубогом).

О бессмертии и о-божении дерзали и катарские перфекты – подвижники средневековья.
Лос имморталес -"бессмертные" - называли их.

Замок бессмертных "Монт Сальвадор" (сейчас Сан Сальвадор) – брат-близнец Монсегюра. И тот и другой связаны с Граалем.




Если вы подниметесь на Сан Сальвадор Вердадеро, то с его стен без труда увидите к северу силуэт замка Querruag (Керуа), расположенный на крутой вершине. Один склон горы - Испания, а другой - уже Франция. и вам конечно же захочется посмотреть, что там.

Захотелось и мне. И знаете, что я увидел со стен замка Querruag? Правильно - силуэт замка-башни Тур де Масанэ. И вы пожелаете узнать - а что видно со стен Tour de Masane? А вот что - Тур де Маделок и т. д.

От Сан Сальвадора до Монсегюра идет линия катарских замков, по которой можно передавать сигналы (огнем, дымом или голубиной почтой).

Вторая линия башен оптического телеграфа идет вдоль берега на юг до Барселоны.

Еще одна линия (знаменитая Ruta Catara) Бага - Берга - Пьючерда - Андорра - и тоже Монсеюр.

По кратчайшей прямой линии расстояние Сан-Сальвадор - Монсегюр составляет ок. 125 км.

Вот только некоторые из замков и башен, в которых я был, или видел, или нашел на карте при беглом просмотре и древние дороги в Пиринеях (между Барселоной и Тулузой).

Давным-давно


Давным-давно,

Когда северная Африка еще представляла собой бескрайние зеленые пастбища, на которых паслись табуны коней для римской кавалерии,

Когда людей на земле было гораздо меньше чем теперь,

Когда великим считался город с числом жителей 3-5 тысяч человек, -

Тогда почти вся Европа утопала в дремучих и малопроходимых лесах. В том числе и Пиринеи, населенные кельтскими племенами кельтиберийцев.

На побережьях римляне могли строить свои порты и города (и называть их гордыми именами в честь империи, как например Эмпорию Брава), разбивать на отвоеванных у леса клочках земли плантации олив и виноградники, - но стоило отойти чуть дальше, как смыкались зеленые ветви и начиналось царство деревьев. Другими словами - Сельва (что и обозначает - Лес)

Там стояли дольмены и кромлехи, там были пещеры и менгиры, там жили непонятные народы со своими обычаями, хранимыми жрецами. "Лос брухос" - колдуны (или мудрые) называли их.

Шло время, менялся облик мира. Лес отступал, оставаясь в названиях городов - Порт-де-ла-Сельва, Сельва-дель-Мар и т.д. Pax Romana сплавлял народы в едином культурном котле. Одни покорялись владычеству Рима, другие уходили дальше на север, в горы, или исчезали навсегда, оставляя по себе невнятные предания.

И снова прошло время. И по всей Ойкумене разошлись проповедники Христа. Уже во времена Нагорной проповеди Иберийский наместник интересовался что за пророк объявился в наместничестве Пилата, и слал об этом запрос в Рим. Иаков пришел в Кампостеллу, Магдалина - в Марсель и Ним, а Иосиф Аримафейский - в Британию.

Повсюду появлялись последователи и ученики. Во время последующих гонений они уходили в Сельву и селились в глухих потаенных местах, продолжая верить в Спасителя. И однажды назвали эту местность Сальватерра (район с таким названием и сейчас есть в Каталонии).

На поросшей непроходимыми лесами горе (Вердера - "Зеленая"), далеко выступающей в море как острие копья (мыс Льянца - "Копье") было множество пещер и источников. Там селились белые старцы: отшельники и святые. Лос имморталес -"бессмертные" - называли их.

И еще прошло время. Рим пал, а бессмертные остались. Постепенно на вершине возникло святилище, а впоследствии - замок бессмертных "Монт Сальвадор" - Гора Спасителя. (он и сейчас называется Сан Сальвадор Вердадеро, то есть "Истинный")

Белые старцы - пророки и мудрецы - находились в живом общении с ангелами и святыми, совершали чудеса исцелений, предсказывали и изменяли погоду, различали свойства трав, камней и созвездий, понимали язык птиц и зверей, читали сокровенные мысли и вели брань со злом. Как истинные воины духа они побеждали тьму и влияли на судьбы и уделы мира. И за это удостаивали их Христос и Мария своих посещений, и питали их из небесной Чаши Жизни...

А может все было и не совсем так. Но только предания упорно утверждают:
The mystery of the Holy Grail :According to one of many interpretations, the mountain of Verdera would be the setting of the main episode of the mystery of the Holy Grail. The castle of Sant Salvador would be Monsalvat castle, and the castle of Quermançó would be that of the wizard Klingsor of Hungary who wanted to join the Order of the Holy Grail by any means.
(В соответствии с некоторыми толкованиями, гора Вердера - место свершения основных эпизодов, связанных с тайной Святого Грааля. Замок Сант-Сальвадор - это Monsalvat, а замок Quermançó - обитель колдуна Клингзора).

А вот и он сам - мрачный Quermançó, стоит на горе, на пути из Жироны к Сан Сальвадору. В этом месте проход сужается, и дорога входит в корридор между горами. Так что ужасный зимний ветер Трамонтана здесь неистово воет и сбивает с ног коня и всадника.

Все это мне пришлось написать в качестве небольшого предисловия к рассказу о том, как и почему я попал в замок Сан Сальвадор.

(смотри 4 фотографии в коментах, продолжение рассказа - в следующем посте)

-------------- добавляю:

90% территории Испании занимают горы. После Швейцарии Испания - одна из самых высоких стран Европы.



Менгиры и дольмены встречаются по всей территории Каталонии.


Путь к Замку Грааля, как известно, пролегает через дремучие леса, Заколдованные земли, Опасную Часовню (Perilous Chapel)и Замок Черного Рыцаря.

Начнем с Замка Клинзога

QUERMANCO упоминается в летописях и документах под названиями:
Castellum de Chermanсо (1078)
Castello Chermezono (между 1113 и 1164)
Castro Karmanzono (1085)
Castro Carmanzono (1121)
Castro Carmanzone (1138)
Castro Carmanzone (1154)
Carmanso (1279)
Carmessono (1280)
Castrum de Carmenzo (1288)


Со временем леса вокруг были вырублены, а легенда осталась. (Как и Опасная Часовня не так далеко отсюда, в Perillos. Но это уже другая история...)




Средь белых снегов,
И дремучих лесов,
Вдали от молвы и обид,
Хранимый молитвой великих отцов,
Прекраснейший замок стоит…

В безмолвной ночи,
В звонкой радости дня,
В служении, в бранях, в огне,
Священная тайна, Священный Грааль,
Сияет на Круглом Столе…

Duchesse de Bourgogne

Еще одна проблема, которую не удалось решить Карлу Смелому - проблема наследования. Последние представители бургундских герцогов неизбежно с ней сталкивались. Отец Карла, Филипп Добрый, был единственным сыном герцога Иоанна Бесстрашного, правда, помимо него было еще 4 дочери. Карл был единственным выжившим ребенком Филиппа, хотя и со множеством незаконных сводных сестер и братьев. У него же, в свою очередь, была только единственная дочь Мария, и никаких других детей - законных или бастардов, несмотря на то, что он трижды вступал в брак.

Салический закон на Бургундию не распространялся, так что Мария, на полном праве считалась наследницей. Тем более, что она была бы не первой женщиной правившей Бургундией (вспомним "Проклятых королей"). Но... Но обстановка складывалась не самым подходящим образом. Интриги короля Людовика, борьба за власть, разрозненные владения самой Бургундией, для управления которыми требовалась сильная мужская рука. Карл большую часть своего правления провел в походах и войнах. Битва при Монлери, Муртене, Грандсоне, Нейсе.. А тут - дочь!

Но делать нечего, пришлось работать с имеющимся материалом, тем более, что лучше дочь, чем вообще никого. Марию начали серьезно готовить к роли будущей правительницы. Она изучала языки, которые были распространены на подвластных Бургундии территориях (Карл знал 5 языков в совершенстве), вникала в государственные дела, пыталась разбираться в политике. Конечно, сильного правителя из нее не вышло, но те 5 лет, что она была герцогиней, Бургундия продолжала упорно сопротивляться Франции.

Кроме того Карл Смелый поступал так, как спустя 100 лет Елизавета Тюдор - сватал дочь ко всем самым знатным европейским правителям, извлекал из этого необходимую выгоду, а потом под благовидным предлогом отказывал. Причина, была в том, что пришлось бы делиться властью с зятем, а брать в мужья дочери человека более низкого происхождения, тоже было невыгодно.

Единственным, с кем брак почти состоялся, был сын императора Фридриха - Максимилиан Габсбург. Здесь были высокие ставки - в обмен на брак, королевская корона для Карла и статус королевства для Бургундии - и Карл согласился. Кроме того у него была богатая фантазия, и он надеялся пережить Максимилиана и унаследовать императорский престол. Мария и Максимилиан познакомились в 1473 году. Ей было 16, ему - 14. Молодые люди очень друг другу понравились, но родители что-то не поделили между собой и брак не состоялся. Точнее состоялся, но много лет спустя.

Мария перенесла столицу своих владений из Дижона в Брюссель, где и скончалась в очень молодом возрасте - после несчастного случая на охоте. В Бельгии осталось много напоминаний о Марии и даже существует пиво под названием "Герцогиня Бургундии". Странно, что не вино, но, видимо, бельгийские вина менее популярны.

Подарок от ЭвК...
Надгробие королевской семьи Стюартов

Немного о Ватикане.
Этот памятник находится в Соборе Святого Петра, в Ватикане.

Обращает на себя внимание прежде всего прекрасными ангелами работы Кановы.
Я не люблю фотографировать такие вещи, но эти скорбные ангелы потрясают.

Ангел слева (обратите внимание - фактически, стиль этрусский):