Впервые публикую здесь у себя стихи моего брата, который в сети известен под псевдонимом Alexei Grekov.

Умолкло слово, и не стало света,
И пустота молчания звенит.
Смешали судьбы вещие планеты,
Сорвавшиеся с вековых орбит.
Удел наш - ничего. И мимо, мимо
Полночный поезд мчится сквозь леса
Куда-то в нескончаемые зимы,
Где исчезают в белом голоса.
Ни повстречать случайно, ни со смехом
У ручейка протянутой руки.
Какие времена - такое эхо,
Всему, что было мило, вопреки.
И ночь не осчастливит пылью звездной,
И только грусть и сирость на челе.
И все-таки нам никогда не поздно
Рассыпать зерна по пустой земле.

Июнь 2020 г.

***

Пожалуй, и мой ответ:

Умолкло слово и не стало света,
Вся пыль веков засыпала порог,
И этот день - как невозможность лета
Черта зимы и жизни всей итог.

Нельзя на Запад - Солнце на Востоке,
И на восток нельзя - Луна вдали,
Покинув по утру пустые доки
Навечно вмёрзли в гавань корабли.

Забытый герб, просрочены молитвы,
Потеряны цвета родных знамён,
И в никуда вернувшись с поля битвы
Идут в строю солдаты без имён.

28.10.2020. (с) Екатерина Машкова.

Кончается осень. Время страшных, дурных снов, которые мы видим все по-очереди. Время ворон - все другие птицы улетели за море. Мы остаёмся. Время танго. Когда опавшие листья теряют краски, на дороге остаётся только пыль. Но скоро ляжет снег.

***

далее

М. Волошин. Дом поэта.

Дверь отперта. Переступи порог.
Мой дом раскрыт навстречу всех дорог.
В прохладных кельях, беленных извёсткой,
Вздыхает ветр, живёт глухой раскат
Волны, взмывающей на берег плоский,
Полынный дух и жёсткий треск цикад.

А за окном расплавленное море
Горит парчой в лазоревом просторе.
Окрестные холмы вызорены
Колючим солнцем. Серебро полыни
На шиферных окалинах пустыни
Торчит вихром косматой седины.
Земля могил, молитв и медитаций —
Она у дома вырастила мне
Скупой посев айлантов и акаций
В ограде тамарисков. В глубине
За их листвой, разодранной ветрами,
Скалистых гор зубчатый окоём
Замкнул залив Алкеевым стихом,
Асимметрично-строгими строфами.
Здесь стык хребтов Кавказа и Балкан,
И побережьям этих скудных стран
Великий пафос лирики завещан
С первоначальных дней, когда вулкан
Метал огонь из недр глубинных трещин
И дымный факел в небе потрясал.
Вон там — за профилем прибрежных скал,
Запечатлевшим некое подобье
(Мой лоб, мой нос, ощёчье и подлобье),
Как рухнувший готический собор,
Торчащий непокорными зубцами,
Как сказочный базальтовый костёр,
Широко вздувший каменное пламя,
Из сизой мглы, над морем вдалеке
Встаёт стена… Но сказ о Карадаге
Не выцветить ни кистью на бумаге,
Не высловить на скудном языке.

далее

… Вот как звучала она, руна битв, песнь о крови и железе, о смерти храбрых, о славе подвигов их, о счастье быть норманном и о любви к родине,— … вот как звучала песнь, в которой волки моря черпали мудрость для жизни и силу для подвигов.
Максим Горький. Из рассказа "Возвращение норманнов из Англии".
Никак не ожидала от Горького таких строк, удивителен его широкий кругозор и понимание многих вещей далёких, казалось бы... Он был велик, недооценён современниками и почти забыт потомками.

Возвращение

Не копьем смертельным, — нетленной розой
Я вооруженная вышла в битву.
Древле по-иному моя праматерь
Шла на Ахилла.

Тот же он в убийственном ратоборстве, —
Ненавистлив сердцем, а я тоскую:
Ненависти древней до этой жизни
Не донесла я…

Тихо возвращается с поля брани
И клянет воительниц злую долю,
Руки прижимает к груди, — и плачет
Пенфесилея.

С. Парнок.

Мой любимый праздник. Снова Самайн, вот и ещё один годовой виток.


В сумерки

Дряхлое сердце мое, очнись,
Вырвись из плена дряхлых дней!
В сумерках серых печаль развей,
В росы рассветные окунись.

Твоя матерь, Эйре, всегда молода,
Сумерки мглисты и росы чисты,
Хоть любовь твою жгут языки клеветы
И надежда сгинула навсегда.

Сердце, уйдем к лесистым холмам,
Туда, где тайное братство луны,
Солнца и неба и крутизны
Волю свою завещает нам.

И Господь трубит на пустынной горе,
И вечен полет времен и планет,
И любви нежнее — сумерек свет,
И дороже надежды — роса на заре.

У.Б.Йейтс.

далее

В посте на тему "меня никто не любит" как-то само собой обсуждение стало перетекать в сторону "что такое любовь". Захотелось написать про любовь:)

Кстати, там была приведена цитата из Шантарама, Роберта Грегори Дэвида (все счастливы, потому что никто никого не любит...), но там эта цитата была неуместно использована одним психологом. Вообще-то он писать совершенно обратное, и сам принадлежит к небольшой, но славной категории людей любящих.
Приведу цитаты из этой книги о любви

"Любовь нельзя убить. Ее не убьешь даже ненавистью. Можно задушить внутри себя влюбленность, нежность и даже влечение. Ты можешь убить все это или превратить в прочно застывшее свинцовое сожаление, но саму любовь ты все равно не убьешь. Любовь — это страстный поиск истины, иной, чем твоя собственная, и стоит тебе один раз ее почувствовать, не обманывая себя, во всей полноте, и она останется навсегда. Каждый акт любви, каждый момент, когда сердце обращается к ней, — это часть вселенского добра, часть Бога или того, что мы называем Богом, а уж Он-то не умрет никогда"

далее

1.
Сама удивляюсь, сколько всего интересного нахожу я о тех местах, где побывала. Нахожу и рассказываю... Как мало тех, кто читает! Жаль. Подумываю о Дзене.
2.
Золотая голубятня у воды,
Ласковой и млеюще-зеленой;
Заметает ветерок соленый
Черных лодок узкие следы.

Сколько нежных, странных лиц в толпе.
В каждой лавке яркие игрушки:
С книгой лев на вышитой подушке,
С книгой лев на мраморном столбе.

Как на древнем, выцветшем холсте,
Стынет небо тускло-голубое…
Но не тесно в этой тесноте
И не душно в сырости и зное.

Анна Ахматова.

далее

"Ни мыльных пузырей, ни свинцовых пуль. Настоящее стихотворение должно быть незримым"
Ф.Г.Лорка

****

Все люди — зеркала. Мы смотримся друг в друга
И видим лишь себя. Всегда одно и тоже.
И шансов никаких нам вырваться из круга —
То, с чем ты не знаком, заметить невозможно.

****

В земные страсти вовлеченный,
я знаю, что из тьмы на свет
шагнет однажды ангел черный
и крикнет, что спасенья нет.
Но, простодушный и несмелый,
прекрасный, как благая весть,
идущий следом ангел белый
прошепчет, что спасенье есть.
Б.Окуджава, 1989

****

Усердным взором сердца и ума
Во тьме тебя ищу, лишенный зренья.
И кажется великолепной тьма,
Когда в нее ты входишь светлой тенью.
Мне от любви покоя не найти.
И днем и ночью – я всегда в пути.

****

Я люблю тебя больше, чем Море, и Небо, и Пение,
Я люблю тебя дольше, чем дней мне дано на земле.
Ты одна мне горишь, как звезда в тишине отдаления,
Ты корабль, что не тонет ни в снах, ни в волнах, ни во мгле.

****

Любимых чувствуют душой.
Их не встречают в жизни дважды.
Им просто вместе хорошо,
А расстояние неважно.

****

Пусто. Ни противостоянья,
Ни истерик,ни кастаньет.
Послевкусие расставанья.
Состояние Расстоянья —
Было, билось — и больше нет.
Скучно. Мрачно. Без приключений.
Ни печали, ни палачей.
Случай. Встреча морских течений.
Помолчали — и стал ничей.

****

Можно жить с закрытыми глазами,
Не желая в мире ничего,
И навек проститься с небесами,
И понять, что все кругом мертво.
Можно жить, безмолвно холодея,
Не считая гаснущих минут,
Как живет осенний лес, редея,
Как мечты поблекшие живут.

****

И люди все, и все дома,
где есть тепло покуда,
произнесут: пришла зима.
Но не поймут откуда
Должно быть, это просто вздор,
скопленье дум и слов неясных,
она пришла, должно быть, с гор,
спустилась к нам с вершин прекрасных:
там вечный лед, там вечный снег,
там вечный ветер скалы гложет,
туда не всходит человек,
и сам орел взлететь не может.

****

Он тихо падает, и медленный и властный...
Безмерно счастлив я его победою...
Из всех чудес земли тебя, о снег прекрасный,
Тебя люблю... За что люблю — не ведаю...

****

Опять они поссорились в трамвае,
не сдерживаясь, не стыдясь чужих...
Но, зависти невольной не скрывая,
взволнованно глядела я на них.
Они не знают, как они счастливы.
И слава богу! Ни к чему им знать.
Подумать только! - рядом, оба живы,
и можно всё исправить и понять...

****

И в нём навек засело
Смиренье этих черт,
И оттого нет дела,
Что свет жестокосерд.
И оттого двоится
Вся эта ночь в снегу,
И провести границы
Меж нас я не могу.
Но кто мы и откуда,
Когда от всех тех лет
Остались пересуды,
А нас на свете нет?

****
https://twitter.com/VysotskyQuote

Крик ястреба.



Северозападный ветер его поднимает над
сизой, лиловой, пунцовой, алой
долиной Коннектикута. Он уже
не видит лакомый променад
курицы по двору обветшалой
фермы, суслика на меже.

На воздушном потоке распластанный, одинок,
все, что он видит — гряду покатых
холмов и серебро реки,
вьющейся точно живой клинок,
сталь в зазубринах перекатов,
схожие с бисером городки

Новой Англии. Упавшие до нуля
термометры — словно лары в нише;
стынут, обуздывая пожар
листьев, шпили церквей. Но для
ястреба, это не церкви. Выше
лучших помыслов прихожан,

он парит в голубом океане, сомкнувши клюв,
с прижатою к животу плюсною
— когти в кулак, точно пальцы рук —
чуя каждым пером поддув
снизу, сверкая в ответ глазною
ягодою, держа на Юг,

к Рио-Гранде, в дельту, в распаренную толпу
буков, прячущих в мощной пене
травы, чьи лезвия остры,
гнездо, разбитую скорлупу
в алую крапинку, запах, тени
брата или сестры.

Сердце, обросшее плотью, пухом, пером, крылом,
бьющееся с частотою дрожи,
точно ножницами сечет,
собственным движимое теплом,
осеннюю синеву, ее же
увеличивая за счет

еле видного глазу коричневого пятна,
точки, скользящей поверх вершины
ели; за счет пустоты в лице
ребенка, замершего у окна,
пары, вышедшей из машины,
женщины на крыльце.

Но восходящий поток его поднимает вверх
выше и выше. В подбрюшных перьях
щиплет холодом. Глядя вниз,
он видит, что горизонт померк,
он видит как бы тринадцать первых
штатов, он видит: из

труб поднимается дым. Но как раз число
труб подсказывает одинокой
птице, как поднялась она.
Эк куда меня занесло!
Он чувствует смешанную с тревогой
гордость. Перевернувшись на

крыло, он падает вниз. Но упругий слой
воздуха его возвращает в небо,
в бесцветную ледяную гладь.
В желтом зрачке возникает злой
блеск. То есть, помесь гнева
с ужасом. Он опять

низвергается. Но как стенка — мяч,
как падение грешника — снова в веру,
его выталкивает назад.
Его, который еще горяч!
В черт-те что. Все выше. В ионосферу.
В астрономически объективный ад

птиц, где отсутствует кислород,
где вместо проса — крупа далеких
звезд. Что для двуногих высь,
то для пернатых наоборот.
Не мозжечком, но в мешочках легких
он догадывается: не спастись.

И тогда он кричит. Из согнутого, как крюк,
клюва, похожий на визг эриний,
вырывается и летит вовне
механический, нестерпимый звук,
звук стали, впившейся в алюминий;
механический, ибо не

предназначенный ни для чьих ушей:
людских, срывающейся с березы
белки, тявкающей лисы,
маленьких полевых мышей;
так отливаться не могут слезы
никому. Только псы

задирают морды. Пронзительный, резкий крик
страшней, кошмарнее ре-диеза
алмаза, режущего стекло,
пересекает небо. И мир на миг
как бы вздрагивает от пореза.
Ибо там, наверху, тепло

обжигает пространство, как здесь, внизу,
обжигает черной оградой руку
без перчатки. Мы, восклицая «вон,
там!» видим вверху слезу
ястреба, плюс паутину, звуку
присущую, мелких волн,

разбегающихся по небосводу, где
нет эха, где пахнет апофеозом
звука, особенно в октябре.
И в кружеве этом, сродни звезде,
сверкая, скованная морозом,
инеем, в серебре,

опушившем перья, птица плывет в зенит,
в ультрамарин. Мы видим в бинокль отсюда
перл, сверкающую деталь.
Мы слышим: что-то вверху звенит,
как разбивающаяся посуда,
как фамильный хрусталь,

чьи осколки, однако, не ранят, но
тают в ладони. И на мгновенье
вновь различаешь кружки, глазки,
веер, радужное пятно,
многоточия, скобки, звенья,
колоски, волоски —

бывший привольный узор пера,
карту, ставшую горстью юрких
хлопьев, летящих на склон холма.
И, ловя их пальцами, детвора
выбегает на улицу в пестрых куртках
и кричит по-английски «Зима, зима!»

И. Бродский.

Максим Калужских читает стихотворение Редьярда Киплинга в переводе М.Лозинского - "Заповедь "



Пыль, стихи Редьярда Киплинга,

Август


Маленькие города, где вам не скажут правду.
Да и зачем вам она, ведь всё равно - вчера.
Вязы шуршат за окном, поддакивая ландшафту,
известному только поезду. Где-то гудит пчела.

Сделав себе карьеру из перепутья, витязь
сам теперь светофор; плюс, впереди - река,
и разница между зеркалом, в которое вы глядитесь,
и теми, кто вас не помнит, тоже невелика.

Запертые в жару, ставни увиты сплетнею
или просто плющом, чтоб не попасть впросак.
Загорелый подросток, выбежавший в переднюю,
у вас отбирает будущее, стоя в одних трусах.

Поэтому долго смеркается. Вечер обычно отлит
в форму вокзальной площади, со статуей и т.п.,
где взгляд, в котором читается "Будь ты проклят",
прямо пропорционален отсутствующей толпе.

<Январь 1996>
«Anno Domini»

«Выступление в Сорбонне»

Изучать философию следует, в лучшем случае,
после пятидесяти. Выстраивать модель
общества - и подавно. Сначала следует
научиться готовить суп, жарить - пусть не ловить -
рыбу, делать приличный кофе.
В противном случае, нравственные законы
пахнут отцовским ремнём или же переводом
с немецкого. Сначала нужно
научиться терять, нежели приобретать,
ненавидеть себя более, чем тирана,
годами выкладывать за комнату половину
ничтожного жалованья - прежде, чем рассуждать
о торжестве справедливости. Которое наступает
всегда с опозданием минимум в четверть века.

Изучать труд философа следует через призму
опыта либо - в очках (что примерно одно и то же),
когда буквы сливаются и когда
голая баба на смятой подстилке снова
для вас фотография или же репродукция
с картины художника. Истинная любовь
к мудрости не настаивает на взаимности
и оборачивается не браком
в виде изданного в Гёттингене кирпича,
но безразличием к самому себе,
краской стыда, иногда - элегией.

(Где-то звенит трамвай, глаза слипаются,
солдаты возвращаются с песнями из борделя,
дождь - единственное, что напоминает Гегеля.)

Истина заключается в том, что истины
не существует. Это не освобождает
от ответственности, но ровно наоборот:
этика - тот же вакуум, заполняемый человеческим
поведением, практически постоянно;
тот же, если угодно, космос.
И боги любят добро не за его глаза,
но потому что, не будь добра, они бы не существовали.
И они, в свою очередь, заполняют вакуум.
И может быть, даже более систематически,
нежели мы: ибо на нас нельзя
рассчитывать. Хотя нас гораздо больше,
чем когда бы то ни было, мы - не в Греции:
нас губит низкая облачность и, как сказано выше, дождь.

Изучать философию нужно, когда философия
вам не нужна. Когда вы догадываетесь,
что стулья в вашей гостиной и Млечный Путь
связаны между собою, и более тесным образом,
чем причины и следствия, чем вы сами
с вашими родственниками. И что общее
у созвездий со стульями - бесчувственность, бесчеловечность.
Это роднит сильней, нежели совокупление
или же кровь! Естественно, что стремиться
к сходству с вещами не следует. С другой стороны, когда
вы больны, необязательно выздоравливать
и нервничать, как вы выглядите. Вот что знают
люди после пятидесяти. Вот почему они
порой, глядя в зеркало, смешивают эстетику с метафизикой.
Март 1989

Сказки на ночь:

Человек человеку брат, проводник и волк
С антрацитовой шерстью, вечно торчащей дыбом;
Человек человеку нежный китайский шёлк -
И суровый выбор.

Человек человеку синего льда кусок:
Отогреешь пальцами - он истерит и тает...
Человек человеку пулей летит в висок -
И не долетает.

Кем ты будешь, выбери поскорей:
Свет мой зеркальцем, рябью на глади зыбкой,
Глубиной бездонной чёрных моих морей,
Медной рыбкой?..

Проверять на прочность - или беречь от бед?
Забывать ответ, при себе оставлять вопросы...
Человек человеку - шаттл, и велосипед,
И открытый космос.

Елена Ведышева.

Мы с моим другом, российским актёром Александром Дергапутским, решили попробовать снять цикл видеороликов, где он читает стихи. Это не коммерция, это просто люди для людей.
В таком деле я дилетант, сняла как сумела, не судите строго, и может я со временем научусь получше!
Итак, первое стихотворение - это Блок "В дюнах"