Наваха, зарница смерти,

как птица, нежна и зла,

круги надо мною чертит

косой полосой крыла.

Ночной метеор безлюдья,

вершит она свой полет

и где-то под левой грудью

угрюмые гнезда вьет.

Зрачки мои - окна в поле,

где бродит забытый смех;

висок мой чернее смоли,

а сердце - как белый снег.

И я в ворота июня,

гонимый крыльями зла,

вхожу, как серп новолунья

во тьму глухого села.

Печалей цвет паутинный,

ресницы слез солоней

и край дороги пустынной -

и нож, как птица, над ней.

Куда от него забиться,

стучать у каких дверей?..

Судьба моя - морем биться

о берег судьбы твоей.

Любовью, бедой ли, шквалом

завещана эта связь?

Не знаю, но вал за валом

встает и встает, дробясь.

И только смерть не обманет,

царя над ложью земной.

Пусть яростней птица ранит -

последний удар за мной!

Лети же, над сердцем рея,

и падай! Придет черед -

и след мой желтое время

на старом снимке сотрет.

Мигель Эрнандос.
Перевод Гелескула.

Тропа

Ночной дождь сдвинул с места
хвою на тропе...

Хрупкие тени вереска и травинок
вышивают синие стежки по краю тропы
в утренних косых лучах. Ты кладешь в рот
несколько матовых от росы черничин,
к языку прилипает холодный листок вереска...
Как прекрасно! Это вкус
самого земного утра. Ты живешь,
но здесь нет ничего,
что существует ради тебя.

Свободен лишь тот,
кто постиг эту истину.

Перевод Ю.Вронского.

Топор -
топор из сияющей стали -
примета лесоруба,
столь же всегдашняя,
как ключи при святом Петре.

Я изработал много их -
мюстадских, финстадских, шведских топоров.
Множество изработал...

Некоторые служили на славу
в пропахнувшие деревьями дни,
некоторые зазубривались о еловый сук,
и тогда я клял
бездельного кузнеца.

Но все -
и которые подвели, и верные -
имели неповторимый свой
стальной профиль,
который не спутать с прочими.

Он виден сразу,
особенный лик твоего топора,
потом он будет встречать тебя
множество утр,
будет молчаливо являться
в твои сны.

В первом взмахе,
в первом пробном зарубе
мышцы твои прислушиваются -

и, если ты не сладишься,
не поладишь с новым топором,
он напомнит тебе
о кровавых традициях стали.

Перевод А,Эппеля.

По моим рукам текли
снег и солнце,
сок деревьев,
бедность и одиночество.

А я гляжу на них и думаю:
вы не построили соборов,
не впряли сияний в звездную пряжу,

вы касаетесь лика господня
в земных,
обнаженных,
лишенных блеска вещах.

Перевод А.Эппеля.

Близость

Хочу отшлифовать кончики пальцев
о грубую действительность, хочу
ощущать то, к чему прикасаюсь.
Ибо верю в нужные
земные вещи,
неприметные, незамечаемые,
бывающие с нами ежедневно,
проходящие через наши руки...
Святые простые вещи
из земли, праха и безмолвия,
преданные у креста,
преданные в ледяных
храмах философии, преданные
на Геликоне и Парнасе
под холодными звездами искусства.

Снова хочу причаститься
этим верным вещам,
так причаститься,
чтобы слова в стихах
переняли их форму,
как пальцы лесоруба
не забывают форму топорища,
даже листая псалтырь.

Перевод А.Эппеля.

Не думайте,
что я вырос в бедности!
Надо мной всегда было
распахнуто небо.

Я прожил свой век
в соседстве с Плеядами
и в близкой дружбе с ветром. Мне ведомы
и глухие муравьиные тропы
меж сломанными стеблями,
и светящаяся дорога тоски,
где на звездной пыли
отпечаталась божья стопа.

Я человек.
Я постиг величие того,
что значит быть бесконечно малым.

Перевод А.Эппеля.

Звезда.

Время идет к вечеру.
Я останавливаюсь и опираюсь
о каменный знак на освещенном закатом холме
и долго смотрю на восток,
где синие утренние вершины
погружаются в сумерки.
А потом снова шагаю на запад.
Снимаю звезду с неба
и несу ее в руке, как фонарь,
освещая самую глубь ночной земли,
где моя видимая оболочка
скоро растворится и развеется,
как дым, подхваченный ветром.

Но звезда, которую я несу,
будет светить тебе
долго-долго,
вися на западе над самой вершиной.

Перевод Ю.Вронского

***попытка сделать ссылку на первоисточник не удалась.

Но испытал ли ты
леденящее полярное дуновение
великого одиночества?
Это — как тьма над водами,
когда Бога нет.
Такое одиночество
вздымается морским валом
и захлестывает ту надежду,
что пытается перебраться
через каменный забор между двумя душами.

Перевод А.Графова.  

Ты богат,
у тебя акции, чековые книжки
и собственный автомобиль.
Ты купил сотню гектаров леса
и еще, и еще сотню.
Но тебе не купить закат,
шум ветра и радость людей,
что идут домой по лиловому вереску.
Нас породившие и вскормившие,
леса принадлежат нам.

Перевод И. Бочкарёвой

Великая нежность.

Вечерами,
когда звезды спешат на запад
и на землю потихоньку нисходит
покой летнего неба,
ты чувствуешь всем своим существом,
как теплая, добрая ладонь
подхватывает и поднимает все живое.
Великая нежность обнимает мир
вопреки всему...
Весь мир
с его сумасшедшими домами,
танками, детоубийцами,
войнами...
Великая нежность, которая когда-нибудь
создаст Человека.
И тогда у истоков нового летосчисления
черные залежи зла
превратятся в поля пшеницы,
колышущиеся от ветра.

Вот почему
держится жизнь
на планете Земля.
Вот почему
колокольчики все так же синеют
в траве каждое лето.
И птицы все так же золотятся,
летя высоко над полями
в лучах заката.

Перевод Ю.Вронского

http://www.mecenat-and-world.ru/11-13/berli.htm

Неукротимое племя.



Дети Даны смеются в люльках своих золотых,

Жмурятся и лепечут, не закрывая глаз,

Ибо Северный ветер умчит их за собою в час,

Когда стервятник закружит между вершин крутых.

Я целую дитя своё, что с плачем жмётся ко мне,

И слышу узких могил вкрадчиво-тихий зов;

Ветра бездомного крик над перекатом валов,

Ветра бездомного дрожь в закатном огне,

Ветра бездомного стук в створы небесных врат

И адских врат; и духов гонимых жалобы, визг и вой...



О сердце, пронзённое ветром! Их неукротимый рой

Роднее тебе Марии Святой, мерцанья её лампад!



У. Б. Йёйтс.

Перевод Г. Кружкова.

Федерико Гарсиа Лорка.

ГИТАРА

Начинается
Плач гитары.
Разбивается
Чаша утра.
Начинается
Плач гитары.
О, не жди от нее
Молчанья,
Не проси у нее
Молчанья!
Неустанно
Гитара плачет,
Как вода по каналам - плачет,
Как ветра над снегами - плачет,
Не моли ее
О молчанье!
Так плачет закат о рассвете,
Так плачет стрела без цели,
Так песок раскаленный плачет
О прохладной красе камелий,
Так прощается с жизнью птица
Под угрозой змеиного жала.
О гитара,
Бедная жертва
Пяти проворных кинжалов!

(Перевод М.Цветаевой)

Хуан Рамон Хименес.

Я просто сказал однажды -
услышать она сумела, -
мне нравится, чтоб весною
любовь одевалась белым.

Глаза голубые вскинув,
взглянула с надеждой зыбкой,
и только детские губы
светились грустной улыбкой.

С тех пор, когда через площадь
я шел на майском закате,
она стояла у двери,
серьезная, в белом платье.
 

"Белая сирень"

Я - белая сирень. Медлительно томят
Цветы мои, цветы серебряно-нагие.
Осыпятся одни - распустятся другие,
И землю опьянит их новый аромат!
 
Я - тысячи цветов в бесслитном сочетанье,
И каждый лепесток - звено одних оков.
Мой белый цвет - слиянье всех цветов,
И яды всех отрав - мое благоуханье!
 
Меж небом и землей, сквозная светотень,
Как пламень белый, я безогненно сгораю...
Я солнцем рождена и в солнце умираю...
Я жизни жизнь! Я - белая сирень!

Считая дни, неслышно, про себя,
Пройдя с тобой, пройдя почти по краю,
И, возвратившись вновь, но без тебя,
Я не сгорел, я все еще сгораю.

В такие дни мне хочется молчать,
Я изучил (так раньше изучали)
Науку верить, но уже не ждать
Тебя. Вообще. На всяком расстоянье.

Твой дом закрыт. Твой смех давно не слышен.
Но все возьмет растаявшая просинь.
Как сон пройдет -- безрадостней и выше

За то, что дом твой листьями заносит,
За то, что дождь стучит по мокрой крыше,
За то, что в город твой приходит осень.